Обзвон друзей-приятелей ни к чему не привел. Застать дома удалось лишь Игоря Гасько, ныне артиста оркестра Киевского оперного театра: «Жорка, рад тебя слышать! Ты у нас теперь, говорят… Конечно, надо встретиться! Только знаешь, я сейчас немножко занят, пара неожиданных концертов… Надо позаниматься, кое-что поучить… А вот где-то через недельку… Уже уедешь? Жаль. Ну, значит, как-нибудь в следующий раз!»
Ясно. Ну а уж если даже Игореша — самый, пожалуй, осторожный и дипломатичный из их компании — не хочет с ним встречаться, то однокурсникам и тем более нет смысла звонить: свое отношение к избранной Георгием сфере деятельности они продемонстрировали уже давно и достаточно определенно.
Дела! Выходило, что в Волгограде, городе, в котором прошел большой и важный отрезок его жизни (заполняя одну из анкет, Георгий автоматически в графе «место рождения» написал «Волгоград», а потом долго, путаясь и смущаясь, объяснял моментально позеленевшему и заледеневшему кадровику, что Волгоград — город, с которым он настолько сроднился, что совершенно машинально и т. д. и т. п. получив в ответ суровую отповедь, мол, «анкеты, товарищ Жаворонков, заполняются не машинально, а предельно внимательно и аккуратно, в точном соответствии с действительными фактами, а если каждый будет руководствоваться эмоциями…»), в городе, где когда-то так легко и непринужденно устанавливались дружеские контакты, сегодня нет ни одного человека, кроме родителей, кто был бы рад общению с лейтенантом КГБ Георгием Жаворонковым.
«Ну почему на нас смотрят как на прокаженных? Ведь во всем мире не только существуют, но и пользуются уважением структуры, обеспечивающие безопасность государства. Почему же мы — вечные изгои? Да, у нас непростая история, да, многое из происходившего — преступление. Но ведь все перегибы прошлого обнародованы, осуждены. И потом, даже в самые „черные“ годы в рядах органов была масса честных и порядочных людей, которые защищали страну, сражались за свои идеалы. Почему же до сих пор аббревиатура КГБ — синоним страха, ненависти, презрения?»
Георгий Жаворонков — святая душа — искренне верил, что с его приходом в органы, с насыщением их такими же, как он, гуманными и человеколюбивыми сотрудниками, людьми, так сказать, «новой» формации, бандитствующая охранка действительно может превратиться в демократический институт законности и порядка.
Тем более радостным для Георгия было услышать внезапный вопль: «Жорка! Ты!»
Увернувшись от ослепительно сияющей в солнечных лучах «Волги» с оленем на капоте — машина от этого неожиданного звукового «разряда» тоже, казалось, как-то дернулась и дрогнула, — Георгий — крик застиг его на самой середине пешеходного перехода у драмтеатра — чуть не вывернул шею, озираясь по сторонам. О! Безусловно, эта весьма элегантно одетая, можно даже сказать, респектабельная дама обращается именно к нему. Что? Быть не может! Да это же Маринка! Ближайшая Олина подруга Марина Титова!
И уже в следующее мгновение повисшая на руке Георгия Маринка обрушила на лейтенанта такой поток информации, что впору было для ее усвоения и запоминания вести самый настоящий протокол. И что она, Маринка, дважды неудачно пыталась поступить сначала в Горьковскую, а потом в Саратовскую консерваторию, затем, трезво оценив свои возможности, решила больше не биться лбом об стены, а сосредоточиться на теории и музыковедении и в итоге выбор этот был абсолютно правильным, ибо на теоретический факультет Астраханской консерватории она прошла чуть ли не первым номером и сразу же стала очень заметной и перспективной студенткой, что на втором курсе вышла замуж, родила — дочери уже четыре года, — что дочь — прелесть и главная радость в жизни, что учиться с крохотулечной малявкой на руках, конечно, было трудно, пришлось на год взять академический отпуск, из-за чего она, разумеется, отстала от своего курса, но теперь это не имеет никакого значения, ибо сейчас у нее уже все в порядке, все экзамены практически сданы, осталось лишь дописать дипломную работу и защититься. Наметились и перспективы будущей работы. Вот уже несколько лет ее приглашают вести музыкальные программы на радио и телевидении и в Астрахани, и в Волгограде, когда она здесь бывает. Но оставаться в Астрахани они не хотели бы, а что касается Волгограда — он как был глухой музыкальной дырой, так ею и остался: все разговоры об открытии собственного симфонического оркестра, оперного театра — пустая болтовня; городскому начальству все это абсолютно ни к чему, лишняя головная боль, а то, что люди от отсутствия настоящей культуры дичают и тупеют, — кого это волнует? Так что и в Волгограде они вряд ли надолго задержатся: муж очень талантливый виолончелист, и ему необходим город, где есть хоть какой-то творческий простор, а не только бездарные ученики и копеечные филармонические халтуры.
«Фу-ты, господи! Сколько же у человека слов в запасе скопилось!»
Спустившись к набережной, они сели за вынесенный наружу из кафе-мороженого столик. Чем не европейский уровень? Ассортимент, правда, несколько…
Впрочем, «Цинандали» было очень холодным и, кажется, довольно качественным.
Грузины, для которых этот город по-прежнему продолжал негласно носить имя их великого и преступного соотечественника, старались поддерживать дух горожан своей самой сильной и убедительной продукцией: вином. Поэтому в Волгограде волшебные и загадочные наименования типа «Напареули», «Гурджаани», «Мукузани», даже знаменитая и легендарная сталинская «Хванчкара», — в других регионах — принадлежность, как правило, спецбуфетов и распределителей — не были чем-то экзотическим и абсолютно недоступным для простых смертных.
— Ой, Жорка, я все болтаю и болтаю… Совсем уже, поди, тебя заговорила. Ну а что ты? Как у тебя? Я слышала, ты учишься… на этого… ну как бы это сказать… на шпиона, что ли?
«Ну и ляпнула подруга! Ничего себе формулировочка! При желании вполне достаточный повод, чтобы стать в позу и обидеться. Но не на Маринку же! С ее-то непосредственностью. Да и потом, конечно же она дурачится! Вон аж глазки хитренько прищурила, подкусила, так сказать, и довольна!»
— Мариночка, ласточка моя, ну что ты городишь? Какие шпионы? Ну да, я закончил школу КГБ, это не тайна, сейчас начинаю работать. В Москве. И это не секрет. Но при чем тут шпионы? Мы — обычные бумажные крысы, нормальные чиновники. Ворохи бумаг, инструкции, справки, отчеты… Ничего интересного. И уж тем более ничего детективного и шпионского.
— Ладно-ладно. Я же понимаю. Подписки. Обязательства. Государственные тайны…
— Да ну тебя, в самом деле!
— Все-все-все. Ну а с Ольгой-то встречаешься?
— Да ты знаешь, как-то…
— Ну ты даешь! Живете в одном городе — и за столько лет не собрался навестить старую подругу?..
— Мариш, ну ты же понимаешь…
— Ой, Жорка, как был ты упырем, так им и остался. Ну не сложилось у вас, ну расстались, бывает… Но почему же нельзя поддерживать нормальные человеческие отношения?
— Марин, я ведь…
— Обижен. Ты просто до сих пор смертельно обижен. Я же сказала: упырь!
— Да нет, совсем не то.
