Впрочем, была и еще одна сторона – отец девушки. Крупный фармацевтический промышленник показался Игорю той золотой жилой, наступив на которую не стоило отходить в сторону. Внутренне он сгорал от нетерпения познакомиться с Германом Вульфом, но не торопил события, предоставив распоряжаться их ходом Лотте.
Спустя неделю она пригласила его на семейную виллу.
– Юридическое образование, пусть и полученное в России… гм, это уже кое-что, – Вульф с любопытством разглядывал Игоря, пытаясь понять, что такого нашла его дочь в сидевшем перед ним русском немце, надо признать, довольно симпатичном.
– Образование в России не самое худшее, – Игорь попытался слабо защитить свою бывшую родину. Огромный Герман Вульф казался ему сошедшим с карикатуры 20-х годов, типичным воплощением буржуа. Для полного сходства не хватало высокого котелка и брюк в полоску.
Они расположились на остекленной веранде. Стояли первые теплые дни конца марта. Весна наконец решила заявить о себе, так же как и Игорь Вульфу. Но немец избегал конкретных тем, связанных с его бизнесом, говорил на общие (другими словами – ни о чем), больше интересовался советским прошлым Игоря и ни слова о своем.
Их душевная беседа продолжалась около часа. Потом Вульф поднялся и, ссылаясь на проблемы на одном из своих заводов в Хексте – индустриальном пригороде Франкфурта, – стал прощаться.
– Да, – сказал он, будто что-то внезапно вспомнив, – мои деловые связи с Россией становятся более тесными. Я бы хотел иметь у себя человека, разбирающегося в правовых вопросах России. Вам удобно будет подъехать ко мне в офис послезавтра к девяти?
– Вполне, – не задумываясь ответил Игорь.
Около года спустя Игорь Веллер, находясь в доме Вульфа уже второй день, вошел в его кабинет без стука, сжимая в руке рулон скотча.
Вульф, собиравшийся было сделать глоток глинтвейна, вздрогнул и слегка повернул голову от камина. Свет в комнате не был включен, и их громоздкие тени, создаваемые языками пламени, слегка шевелились на противоположной стене, сплошь увешанной какими-то далекими знатными предками.
– Я думал, это Лотта, – сказал Вульф.
– Она на крыльце, общается с прессой, – сухо проинформировал Веллер.
– Ну конечно, для нее это все, наверное, хорошее развлечение и профессиональный тренинг.
– Все-таки ваша дочь журналистка, – напомнил Веллер.
– Черт бы побрал тебя с твоими авантюрами, – пробормотал Вульф. – Если бы не это, я бы с Лоттой уже давно отправился на охоту. Я брал ее на охоту еще маленькой девочкой. Она прекрасный стрелок… Ружья и все снаряжение были готовы еще два дня назад…
– Эти мои авантюры настолько же и ваши, – холодно напомнил Веллер.
– Черта с два! – взорвался Вульф. – Если бы я только подозревал, с кем связался… Если бы Лотта знала…
Больше он ничего произнести не успел, потому что клейкая лента в считанные мгновения залепила ему рот, а потом обвилась вокруг туловища, намертво прикрепив массивное тело к старинному креслу.
Турецкий. Москва. 19 сентября, 18.32
Очередная телефонограмма Реддвея застала его на борту «боинга», на котором он вылетал во Франкфурт. Рядом сидел Витя Солонин. В двух креслах сзади расположились умиротворенный Артур Карлович Гукк и мрачный сотрудник ФСБ. Сложно было отгадать, кто кого конвоирует.
Вылет задержали ровно на одну минуту после того, как Турецкий переговорил с Реддвеем. Вернее, говорил только Реддвей, а Турецкий мрачнел с каждой секундой.
– Александр? Возвращайся домой.
– Что случилось?
– Как только Веллер узнал о согласии немецких властей признать его международным террористом и выдать российской стороне, на территории которой он совершил наиболее тяжкие преступления, он отказался выходить из дома Германа Вульфа и взял его в заложники…
– Это я уже знаю…
– Находившаяся там же любовница Веллера (и, кстати, дочь Вульфа) Лотта застрелила Веллера из охотничьего ружья, заряженного картечью. Несколько крупных дробин попали в глаза Вульфу. Удастся ли вернуть зрение, врачи пока не знают.
Грязнов. Москва. 20 сентября, 22.30
Он приехал на Фрунзенскую набережную уже изрядно подшофе, так что обалдевшая от такой наглости Ирина только махнула рукой и ушла в свою комнату, предварительно тщательно проверив холодильник на отсутствие спиртного. Друзья засели на кухне пить кофе.
– Саня, – сказал Грязнов. – Ты должен мне помочь. Ты просто обязан.
– Да что случилось-то? – Не то чтобы Турецкий не был рад приезду приятеля, но ему пришлось оторваться от чтения любимого «Спорт-экспресса». Таким образом он обычно прочищал себе мозги.
– У меня выросло гипертрофированное чувство долга. Не могу спать.
– Ты серьезно? – забеспокоился Турецкий. – Я же помню, ты всегда спал как боров.
– То-то и оно! – многозначительно подвигал указательным пальцем Грязнов. – А я все не сплю, мучаюсь и думаю. Ну вот скажи мне, кто мог пришить Кадуева фактически у самой тюрьмы, а?
У Турецкого отлегло от сердца.
– Я-то думал…
– У тебя есть мысли на этот счет?
– Сколько угодно. Китайцы могли. Бабушкинские бандиты могли. Солонин мог. Шутка. Нет, серьезно, Призер вполне мог отдать своим архаровцам такой приказ – завалить Кадуева.
– Н-да? – с сомнением покачал пегой головой начальник МУРа.
– Н-да.
– А зачем?
Этот простой вопрос поставил Турецкого в тупик на какое-то время. Потом он собрался с силами:
– А если он считал, что его любовницу угрохал именно Кадуев?
– Так ведь это же китаец ее угрохал!
– Да, но ведь в тот момент, когда расстреляли Кадуева, это не было известно! – парировал Турецкий.
– Н-да?
– Н-да.
Тут в кухню заглянула Ирина, подозрительно оглядела приятелей, еще раз – холодильник и ретировалась.
– Слушай… А ведь точно, – согласился Грязнов. – И значит, что? – продолжил воодушевленный сыщик, – польских бизнесменов тоже Призер завалил? Я спинным мозгом чую.
– Ну, это уже загиб.
– Сам ты – загиб, – обиделся хмельной Грязнов. – Когда я уже буду больной и немощный, ты все еще будешь за советом к старой ищейке бегать. Говори лучше, как нам бутылку найти не выходя из дому, чтобы Ирка твоя не упасла?
– Ну, это уж проще простого. – Турецкий подвинул к себе телефон, набрал какой-то номер. – Степан Никифорович, как живем? Когда на рыбалку поедем? Хвораете? Подлечиться не мешает. – Через минуту он воровато подошел к открытому окну и втащил бутылку водки, спущенную соседом старинным рыбацким способом.
Турецкий. Москва. 21 сентября, 13.31
