Так что волноваться не о чем. Надо искать ключи.
Однако, пока Витя лежал на животе, Инге был доступен лишь один его карман – сзади, на брюках. И в нем ничего не оказалось. Впрочем, Инга не удивилась этому. Согласно основному закону мироздания – закону подлости, ключи должны были находиться в том месте, до которого труднее всего добраться.
– Ну что же… – вздохнула девушка. – Нужно опять его переворачивать…
Она нагнулась, поднатужилась и перевалила Витю на спину.
И тут же увидела болтающуюся у него на брючном ремне связку ключей.
Это что же? Закон подлости не действует?
Инга быстро отстегнула карабинчик и взяла связку в руки. Ключей было пять. Один из них наверняка от той самой двери.
– Вот так-то! – обрадовалась скорой удаче Инга и лихо крутанула связку на пальце.
И тут металлическое кольцо, на котором крепились ключи, соскользнуло – и связка полетела на пол.
И надо же было такому случиться, что упала связка не абы куда, а аккурат на металлическую решетку дециметр на дециметр, предназначенную, очевидно, для стока воды, если та вдруг польется через край ванны.
Кстати – ванна-то, она ж набирается!
Впопыхах Инга совсем забыла перекрыть воду и только сейчас обратила внимание, что ванна полная. Инга дернулась в сторону кранов и, уже закручивая их, поняла, что поспешила. Дергаться ей нужно было в другую сторону.
Прямо на ее глазах связка ключей, один за другим, соскальзывала в довольно широкую щель металлической решетки.
– Ай-ай! – бросилась Инга за ключами, но было уже поздно: они провалились куда-то в глубины канализации.
Закон подлости сработал исправно.
Инга попыталась приподнять решетку, но оказалось, что та намертво вмурована в пол.
Так значит что – опять пилкой орудовать?
Стоп. А зачем пилкой-то? Во дворе же пожарный щит! Там лом!
В голове тут же прокрутилась лента воспоминаний: щит – мужчина – Витя – мужчина и его голова.
Ой, а труп что – до сих пор во дворе?
А черт его знает, может, и во дворе…
Ингу передернуло.
Но делать-то нечего – нужно идти…
Через несколько секунд она была уже на крыльце. «На мужика смотреть не буду… – сказала она себе. – Только подбегу к щиту – и все!» Инга быстро соскочила на тропинку и побежала в нужном ей направлении.
И тут словно какая-то сила стала поворачивать ее голову в сторону обезглавленного директора ресторана, а окружающая Ингу яблоневая листва зашелестела вдруг: обернись… обернись…
Так часто бывает в сказках про походы красных девиц в ночной лес за папоротником: оглядываться нельзя, можно только вперед смотреть, иначе нечистая сила одолеет. Так вот эта самая нечистая сила и шепчет: обернись… обернись…
Но Инга не обернулась. Потому что знала: как только увидит она снова эту жуть – и нового обморока ей не избежать…
Она добежала до щита и схватилась за прибитый к нему скобами лом. Попыталась выдернуть его, но куда там – лом даже не шелохнулся. Судя по всему, его ни разу со щита не снимали… «Тьфу ты… – сплюнула Инга. – Как же мне этот лом вытащить-то?!»
Садчиков сел через стол от Турецкого и привалился к спинке стула. На лице Андрея Петровича застыла полуулыбка-полуусмешка: ну что, мол, у вас тут? Зачем потревожили?
– Вы знаете Виктора Сергеевича Корнева? – просто спросил Турецкий.
В голове Андрея Петровича со страшным грохотом разорвалась термоядерная бомба.
– В каком смысле? – не слыша сам себя, пробормотал он.
Турецкий пожал плечами:
– Ну как – в каком? Вы же один из руководителей города… Кроме того, председатель фонда содействия малому и среднему бизнесу… А у Корнева автосервис был. Может, он к вам обращался?
«Ах вот оно что… – с облегчением подумал Андрей Петрович. – А я-то думал…»
– Нет… – ответил он. – Никакой Виктор Сергеевич Корнев ко мне никогда не обращался. И я никогда не слышал о нем до того… ну до того, как все произошло… – Тут Садчиков скорбно потупил взор и на миг замолк, как бы чтя память тридцати семи жертв убийцы, а потом поцокал языком и добавил: – Ах, какой же он подлец, какой подлец…
Турецкий, как бы чего-то не понимая, спросил:
– Но разве в рамках работы фонда вы не объезжали малые предприятия?
– А зачем? – удивился Садчиков.
«Важняк» мастерски изобразил на лице смущение:
– Вы уж извините меня, я во всех этих фондах не очень понимаю… – Тут он заметил, что уголки губ Садчикова снова дрогнули в усмешке. А «важняк» достал платок, промокнул лоб и снова обратил на Андрея Петровича ясные, как у младенца, глаза: – Так вот я и подумал: может быть, вы когда-нибудь наведывались к Корневу, узнавали, не требуется ли ему помощь…
Вот тут Андрею Петровичу, конечно, следовало бы насторожиться. Следовало бы. Но взгляд Турецкого был такой чистый и наивный, а тон – такой мирный, что Садчиков прохлопал ушами все подвохи.
– Ну что вы… – снисходительно сказал он Турецкому. – Мы сами ни к кому не ездим и даже не звоним…
Тут глаза «важняка» как-то странно блеснули и на мгновение он вышел из образа лоха, однако ставший вдруг вальяжным Андрей Петрович опять ничего не заметил и продолжил:
– Зачем нам это нужно? Кто нуждается – тот придет… – На этих словах он вытянул ноги и даже чуть ли не зевнул. Но спохватился, подобрал ноги и подытожил: – Так что ни про Корнева, ни про его автосервис я ничего не слышал до тех пор, пока не вскрылся весь этот кошмар… – Здесь он как будто бы снова собрался малость поскорбеть, но, очевидно, решил, что хватит для тех тридцати семи и одного мига памяти. Поэтому, вместо того чтобы нахмуриться, Андрей Петрович, наоборот, улыбнулся.
Турецкий кротко кашлянул и приготовился что-то сказать.
Садчиков непроизвольно напрягся: «Ну чего там у него еще?»
Но Турецкий только развел руками:
– Ну что же… Тогда я больше никаких вопросов к вам не имею…
– Значит, я могу идти? – дернулся со стула Садчиков.
Турецкий поднял ладонь:
– Одну минуточку. Я только занесу сказанное вами в протокол… – И он действительно достал из ящика стола зеленоватый бланк.
«Ну вот теперь точно будет какая-то подлянка…» – мелькнуло у Андрея Петровича.
Однако – нет. Никакой подлянки. Турецкий очень точно перенес слова Садчикова на бумагу (Андрей Петрович два раза перечитал) и попросил его расписаться. А потом отпустил с миром.
«Ни хрена у него против меня нет… – подумал Андрей Петрович, выйдя из кабинета. – Ни хрена!»
Когда Витя очнулся, то первые несколько секунд он даже не мог думать из-за страшной боли в макушке. Он не соображал ни кто он, ни что он, а просто лежал на спине и стонал.
