Но что придумать-то?
Витя осмотрелся. На одной из стен висело большое банное полотенце. Витя подумал, что если набросить его на себя как тогу, то он будет походить на древнего языческого жреца.
А что? Круто!
Витя снял полотенце и накинул его на плечи. Немного поразмыслил и повесил на шею еще и связку прищепок: «Как будто чьи-то кости».
Нужно соответствовать моменту. Сейчас ведь тут будет совершено жертвоприношение…
Да, именно так – жертвоприношение. Но – кому?
Витя задумался. И тут же просиял: «Ну как – кому? Мне же! Мне! Это я сам себе приношу жертву! Сам себе!»
Такое объяснение происходящему сильно возвеличивало его в собственных глазах и выводило из маньяков в могущественные божества.
Впрочем, Витя и без того ни за что не признал бы себя маньяком. У него и мысли такой не возникало! Какой еще маньяк? Маньяки – сумасшедшие, а он…
А он?…
Внезапное открытие поразило Витю. Он даже пошатнулся и вынужден был присесть на край ванны.
«А может быть, я… может быть, я… тоже… может быть, я тоже…» Последнее слово никак не давалось Вите. Он вдруг решил не додумывать это последнее слово и очень обрадовался такому своему решению, потому что оно несло в себе избавление от чего-то неприятного… Но тут мысль внезапно поперла сама: «Может быть, я тоже с-с-с… – На этом месте Витя спохватился и начал сопротивляться, но мысль медленно, но верно преодолевала его сопротивление: – Может быть, я тоже су… – Он упирался как мог, даже покраснел, но мысль шла бульдозером. – Может быть, я тоже сумас… сумасшедший?!»
Витя ни разу еще не допускал такого предположения. Ни разу. То, что его комиссовали из армии по причине шизофрении, – это ерунда. Ошиблись. То, что поставили здесь на учет в психдиспансер и до сих пор не сняли, – это тоже ничего не значит. Бюрократы! Им лишь бы отчитаться, что человек на учете! А то, что он нормальный, может быть, даже в тысячу раз нормальней их всех, – это их не волнует!
Витя вспомнил, как метал ножи в портрет своего доктора. Эх, подвернись этот доктор ему сейчас… Уж Витя доказал бы этому профану в белом халате, что не является сумасшедшим!
Тут же был придуман и способ доказательства.
– Я бы отрезал ему уши… – пробормотал Витя. – А потом заставил бы его съесть их… – Впрочем, он тут же поправился: – То есть нет, не так! Я бы съел их сам! Сам!
Здорово? Разве сумасшедший до такого додумается?
Но тут Витя нахмурился… Что-то в его выводе было не то… Но что именно – этого он никак не мог понять…
Витя сжал голову руками.
«А может, наоборот? – тяжело подумал он. – Может, только сумасшедший и может до такого додуматься?»
Ему стало страшно.
– Нет! – закричал вдруг он. – Нет! Я не сумасшедший!
Это было проще, чем разбираться в себе.
К тому же у него не было на это времени. Нужно было начинать.
Витя оторвал зад от блестящего начищенной эмалью края ванны и поглядел в висящее на стене зеркало.
Оттуда на него вылупился взъерошенный субъект в полотенце и с прищепками на шее. В красных глазах субъекта металось что-то дикое.
Довольно странный вид для человека, только что убедившего себя в том, что он не сумасшедший.
Впрочем, Витя тут же вспомнил, что он и не человек вовсе. Он древнее языческое божество!
– Я дух воды! – вскричал Витя и открыл наконец кран.
Вода с шипением и ревом выскочила из длинного никелированного «гусака» и стала заполнять ванну.
– Я – дух воды! – снова воскликнул Витя и принялся совершать над пузырящимся на дне ванны желтоватым потоком таинственные пассы, причем с таким важным видом, будто именно благодаря этим его пассам ванна и наполняется.
Он распалялся все больше и больше и скоро так увлекся, что вообще перестал замечать что-либо вокруг себя и не думал уже ни о чем, кроме как о наполнении ванны.
– Я дух воды! – повторял он.
И вдруг что-то белое мелькнуло над его головой и с глухим стуком опустилось прямо ему на макушку.
Витя закатил глаза и свалился на пол.
Над ним стояла Инга. В ее руках была фаянсовая крышка от бачка унитаза.
– Как мне надоели эти духи… – мрачно усмехнулась она.
Приехав в горуправление милиции, Турецкий зашел к начальнику. Тот сразу же вручил «важняку» серый листок выборки.
– Действительно… – пробормотал Александр, разглядев среди бледного шрифта интересующие его строчки. – Были звонки, были…
Павел Тимофеевич предложил чай, но Турецкий отказался:
– Да что вы! Некогда!
Впрочем, на некоторое время он все-таки задержался у Никитина: они поговорили о Садчикове и наметили кое-какие действия.
Когда все было решено, радушный Никитин еще раз попытался напоить «важняка» чаем, но тот снова отмахнулся:
– Нет! Я уже бегу!
И поехал в прокуратуру, где ему еще в первый день приезда выделили отдельный кабинет.
Андрей Петрович долго не мог решиться снять трубку и позвонить в «Меркурий». Он ходил вокруг журнального столика, на котором стоял телефон, и неотрывно смотрел на него, борясь с собственной трусостью и проигрывая ей. Не вчистую, правда, но по очкам. Никак не мог Андрей Петрович найти в себе силы для последнего усилия. Казалось, еще совсем чуть-чуть – и выдохнет он с шумом, и шагнет-таки к аппарату, и снимет трубку, и наберет номер. Ан нет! Не так-то все просто… Руки Андрея Петровича были сцеплены за спиной, да так сильно, что даже кончики пальцев под ногтями побелели. Это чтобы ненароком не расцепились они и не схватились за телефон. Хотя ему так хотелось, чтобы они за него схватились! Так хотелось! Как он умолял свои руки: «Ну давайте же – отпускайте друг друга! Ну отпускайте же! Отпускайте!» И тут же еще сильнее сжимал их: «Я вам отпущу!» Вот мечтал просто Андрей Петрович снять трубку и набрать номер, но не мог! Не мог!
Оно и понятно. Хоть вице-премьеров у нас и много, а все же их дочек не каждый день убивать приходится. Нерешительность Андрея Петровича была вполне объяснима.
Впрочем, долго так продолжаться не могло.
«Будь ты мужчиной!» – сказал себе Андрей Петрович и наконец расцепил руки.
Однако теперь они стали дрожать. Будто со страшенного похмелья – так что и в окошко пивного ларька купюрой не попадешь, а не то что в маленькую кнопочку телефона – пальцем.
«Да что же делать-то?» – вздохнул Андрей Петрович.
Он сел в кресло и попробовал успокоиться. Закрыл глаза, представил себе заливной луг, порхающих над ним бабочек и вдали – косаря. Стоя спиной к Садчикову, косарь валил сочную траву.
«Вот и славно… – подумал Андрей Петрович, переводя дух. – Посижу так чуть-чуть, дрожь и пройдет».
