— Тебе с молоком? — все еще сердито буркнул он.
— Боже упаси! — поморщился Грязнов. — Я бы вообще лучше томатного сочку хряпнул…
— Обойдешься, поскольку томатный в этом доме не прижился: у Нинки на него аллергия… Говорил тебе, чтобы не смешивал шампанское с водярой?.. Я вот коньячком дополнил — и ничего, как видишь… Ладно, какой бес там нас поднял? И по какому поводу? Я не ослышался насчет пяти покойничков?
— Не ослышался, — вздохнул Вячеслав Иванович. — А звонил не бес, а Рома Кузнецов… Замочили небезызвестного тебе господина — Сурина Вадима Вячеславовича…
Потянувшийся было к кофеварке Турецкий на мгновение замер с вытянутой в сторону агрегата рукой и уставился на своего друга:
— Это… «Континент-трасс» который?.. Круто!.. А где, что и когда?
— На Горьковской трассе, вскоре после полуночи… Куда он направлялся сразу на двух машинах, пока неизвестно, но обе машины, по словам Романа, расстреляны умело и профессионально и уж никак не случайно…
— Н-да-а… — Турецкий разлил кофе по чашкам и покачал головой. — Остальные трупешники, надо полагать, охрана?
— В том-то и дело, что нет… — Вячеслав Иванович брезгливо отхлебнул ароматнейшего, с точки зрения Турецкого, напитка и покачал головой. — Среди жертв два водителя, дама и… священник в полном облачении!
— К-кто?.. — Саша уставился на друга с откровенным недоверием. — Это что, шутка?
— Вряд ли бы Кузнецов решился так шутить в первый день нового года, да еще в семь утра!.. Собственно, поэтому и звонил — надеялся спихнуть дельце нам. Потом насчет МУРа заикнулся… Но я, как видишь, отбился! И за себя, и за Володьку!
Последнюю фразу Грязнов произнес с оттенком гордости.
— Пока отбился, — покачал головой Александр Борисович. — Думаешь, я не слышал насчет январевской ОПГ?.. Да и насчет контроля Генпрокуратуры, думаю, тоже не слуховая галлюцинация у меня случилась!..
Вячеслав Иванович слегка покраснел и отвел глаза:
— Ну… Это я так, на всякий случай сказал, для убедительности… Все-таки пять трупов, да еще с Суриным во главе!
— Какие пять трупов?
Друзья вздрогнули и повернулись на звук до боли знакомого, начальственного на данный момент баритона: в кухонных дверях стоял Константин Дмитриевич Меркулов — полностью одетый и со столь собранным выражением на свежей на зависть физиономии, словно не он улегся спать каких-нибудь четыре часа назад.
— Присоединяйся! — вздохнул Турецкий, кивнув на кофеварку. — Небось головка-то тоже бо-бо?
— И не надейся, — ухмыльнулся тот, но от кофе не отказался. Только добавил назидательно: — Меньше надо пить!.. Так что, я правильно понял насчет Сурина?
Внимательно выслушав Славу Грязнова, во второй раз повторившего свой рассказ, Меркулов кивнул и насмешливо глянул на Турецкого:
— У тебя когда дежурство очередное?
— «Когда», «когда»… Послезавтра, вот когда, — неохотно буркнул тот.
— Ну, думаю, до тех пор с Романом мы успеем связаться, и не раз. И не смотри на меня, Саня, волком: я же не сказал, что мы забираем дело себе, верно? А вот насчет контроля за ним — никаких сомнений. Кстати, и с январевским дельцем, которое вы, Слава, уже с полгода жуете, тоже бы не мешало разобраться, коли уж Сурин у вас там свидетелем проходит. Как, важным или не очень?
— Более чем, — кивнул Вячеслав Иванович. — Свидетелем — это пока. Судя по всему, впереди ему светило нечто более серьезное, категория подозреваемого… И ничего мы не «жуем», как ты выразился!
Грязнов наконец решил обидеться.
— Надо же, «жуем!» Ты сам что, не в курсе, насколько в принципе все эти экономические расследования кропотливые? К тому же на причастность к январевским отморозкам «Континент-трасса» мы только-только напоролись, так что…
— Ну и ладно, чего ты злишься? — усмехнулся Меркулов. — Могу еще Саню понять, чего ради хмурится: у него и без того сейчас дел невпроворот…
— А у нас что, заняться, по-твоему, нечем?! — окончательно вспылил Слава. — Да если собрать воедино все трупешники, которые на нас сейчас висят, смело можно открывать еще один, самый крупный в Москве морг!..
Александр Борисович не выдержал и улыбнулся. А со стороны двери вновь раздался совершенно неожиданно для всех троих голос, заставивший мужчин вздрогнуть — несмотря на то что голос был нежный, можно сказать музыкальный:
— Господи, ребята, вы что, опять о трупах? Неужели нельзя хотя бы в Новый год поговорить о чем-нибудь более приятном?!
Ирина Генриховна, успевшая умыться, подкраситься и накинуть очаровательно воздушный халатик, с упреком обвела взглядом лица участников кофейного застолья.
Мужчины невольно переглянулись с таким выражением на лицах, словно хозяйка дома и впрямь застукала их за каким-то малоприличным занятием. И… промолчали: по вопросу о том, есть ли смысл перечить женщинам в принципе и женам в частности, они обладали редким единодушием.
Из всех собравшихся в кабинете следователя облпрокуратуры Саввы Алексеева самым свежим выглядел, несомненно, Боря Погорелов. Вот и решай после этого, что лучше — быть солидным и вполне женатым мужчиной или до тридцати пяти лет спокойненько жить вместе с заботливой мамочкой!
Савва Васильевич покосился на вымороченную физиономию Олега Александрова, чья супруга славилась даже среди ментовских жен на редкость вздорным характером, и подумал, что сам он выглядит наверняка немногим лучше… Пора было переходить к делу.
— Ну-с, команда, — произнес Алексеев фальшиво-бодрым голосом, — с Новым годом вас, как говорится, успехов вам в вашем нелегком, но благородном деле!
— Харэ издеваться-то, а? — тоскливо огрызнулся Олег и бросил на следователя сердитый взгляд. — Давай к делу, что ли, чем заранее желать в нем успеха… Который к тому же вряд ли светит… твою мать!
Погорелов только усмехнулся и слегка пожал плечами.
— А вы, товарищ капитан, — сурово сдвинул брови Савва, — харэ матюгатъся, и без вас тошно… Ладно, поехали. Вот с вас и начнем: что там с визитом к вдовушке?
Физиономия Александрова моментально переменилась, словно где-то внутри оперативника нажали специальную кнопку.
— Ух, мужики! — Он восхищенно щелкнул пальцами. — В жизни не видел таких красоток, разве что в каком-нибудь гламурном журнальчике!
Олег поглядел на следователя и, обнаружив моментально вспыхнувшую в глазах Алексеева настороженность, поспешно затараторил:
— И думать не моги, Савва Васильевич! Я в том смысле, если у тебя в этой связи какие-нибудь не те мыслишки мельтешнули: Лариса Сергеевна к этой истории никакого отношения не имеет!
— Потому что, как ты выразился, красотка?
— Еще чего! От нее, к твоему сведению, когда я приехал туда, как раз доктор уходил, укол ей сделал… Да и надо было видеть, в каком состоянии она со мной разговаривала: бледная, на глазах слезы… Несмотря на укол! Такое, знаешь ли, и захочешь — нарочно не изобразишь… Везет же некоторым пожилым козлам на таких женщин, да чтоб еще и любили их, а не кошельки…
