Дождавшись, когда Романова скроется за дверью кафе, Борис неторопливо выбрался из машины, предварительно включив движок, и, обойдя ее спереди, открыл радиатор, сделав вид, что что-то его в работе двигателя не устраивает. Впрочем, вернулся он почти сразу, сжимая в руке маленький желтый квадратик бумаги-липучки, и, ничего не объясняя Олегу, тут же склонился к рации.
— Первый, я Третий! Хорошо слышите?.. — торопливо произнес Погорелов.
— Третий, я Первый… Слышу отлично, прием…
— Объект в кабинете массажиста, переодет женщиной… Парик рыжий, халат форменный… Операцию начинаем через минуту, готовность нулевая — всем постам!
Олег невольно приоткрыл от изумления рот:
— Как это — женщиной? — довольно глупо спросил он.
— Ну бабой… Р-разговорчики!..
Борис легко тронул машину с места, дав задний ход, выезжая с парковки, и через полминуты они уже оказались перед входом в салон, одновременно с ними с другой стороны, остановившись с их машиной нос в нос, почти впритык, подполз невидный на вид серый микроавтобус с тонированными стеклами… Еще через полминуты по команде Погорелова двери микроавтобуса отъехали в сторону — и оттуда посыпались, словно горох из мешка, парни в камуфляже и масках…
Вся операция, как потом с удивлением обнаружил Олег, заняла ровно семь с половиной минут и прошла на удивление гладко, если не считать визга сотрудниц и клиенток салона красоты «Лада»… Именно спустя семь с половиной минут из дверей салона и вывели, уже в наручниках, некое существо неопределенного пола в съехавшем набок рыжем парике и порванном женском халате невинного голубого цвета, из-под которого торчали ноги в мужских брюках и туфлях сорок последнего размера: на физиономии «тетки» читалась крайняя степень изумления. И, несмотря на значимость момента — наконец-то взяли неуловимого Январева! — оба оперативника, прежде чем выйти из машины и принять Марата Константиновича в свои горячие объятия, переглянулись и расхохотались.
Гостиница, в которую, предварительно позвонив кому-то по мобильному, Дима Азаров привез Яковлева-младшего, по словам следователя, в отличие от «лучшей», отапливалась. Но Володя, оглядевшись в унылом номере на две кровати, одна из которых пустовала, радуя глаз свернутым по-армейски пятнистым матрацем, а вторая к приезду гостя была застелена, этого не почувствовал. В Н., в отличие от Москвы, которой пока только обещали какие-то, по словам метеорологов, немыслимые морозы, зима давно воцарилась. За окнами минус двадцать, да и в номере едва теплые трубы парового отопления вряд ли могли создать атмосферу тепла и уюта.
В какой-то момент Володя даже пожалел, что отказался от Диминого гостеприимства, и охотно покинул гостиничные стены, едва бросив в угол свою небольшую спортивную сумку. Азаров терпеливо ожидал его в машине и, похоже, несколько удивился тому, что гость так быстро обернулся.
— Ну что? — поинтересовался он, трогаясь с места. — Приемлемо?
— Нормально… Видали и похуже, — улыбнулся Яковлев, с любопытством поглядывая в окно.
Город ему по-прежнему не нравился, хотя центральные улицы существенно отличались от вокзальной окраины. Все как и в большинстве относительно крупных российских городов: сталинский центр, несколько типовых кинотеатров постройки шестидесятых, громадные корпуса известного на всю страну завода, возвышающиеся почему-то тоже почти в центре.
Уловив, видимо, Володино удивление в этой связи, Азаров охотно пояснил:
— Наш любимый город начинался когда-то как раз с этого завода, еще при Екатерине Второй и по ее личному распоряжению. Поэтому завод и оказался здесь: все остальное настраивалось вокруг него. Ну вот, мы фактически на месте: наш микрорайон в народе называют «Красные дома», получить здесь квартиру — большое везение!
Дома и впрямь были красные — сложенные из темно-бордового кирпича, как прикинул Яковлев, оценивая их архитектуру, не раньше тридцатых годов прошлого века и не позже все тех же пятидесятых. Возле крайнего подъезда одного из них Дима и остановил свою «Волгу».
— Вы, судя по всему, коренной житель? — вежливо поинтересовался Яковлев.
— Не совсем, хотя Москвы, какой она была в мои три года, совершенно не помню.
— Так вы что же, москвич?
— Да, отца направили сюда по партийной линии директором завода, — вздохнул Азаров. — Через пять лет после этого он тяжело заболел и вынужден был должность оставить… Но квартиру здесь мы уже получили, почти сразу после переезда. Отец умер, когда мне было всего двенадцать, мы с мамой вернуться в Москву не сумели, застряли здесь, похоже, навсегда… Тогда возвратиться мешали советские законы, сейчас — отсутствие нужного количества денег… Ладно, это печаль давно уже минувшая, пойдемте!
Маргарита Павловна Азарова оказалась вовсе не той пухленькой и добродушной мамой-домохозяйкой, какой заранее представил ее Яковлев: определение «дама» подходило ей больше всего. Высокая, статная, с интеллигентным, совсем еще не старым лицом, на котором возраст не спешил оставить свои следы, и… голосом командира полка.
— Ну наконец-то! — произнесла она, встречая прибывших в уютной прихожей, оклеенной бордовыми обоями и завешанной несколькими узкими и высокими зеркалами с лампами в виде подсвечников.
— Меня зовут Маргарита Павловна, вы, я знаю, Владимир Владимирович… Мальчики, сразу мыть руки и — к столу, пока пироги не остыли окончательно!
«Вот это напор!» — едва не фыркнул Володя, покорно направляясь вслед за Димой в ванную — мыть руки.
— Видал, какая у меня маман? — подмигнул ему Азаров, открывая кран над раковиной, и тихонечко хихикнул. — Убедить ее в том, что я давно уже не мальчик, не под силу даже гипнотизеру, не то что мне, обыкновенному следаку… Так что приходится слушаться!
Обед, особенно если учесть удаленность «Красных домов» от столичного изобилия, был просто роскошным: тающие на языке пирожки, еще один пирог — с рыбой, маринованная селедка домашнего приготовления, целых три салата, неправдоподобно вкусный острый борщ… На жареной курице с овощным пюре Яковлев сдался, запросив пощады. Ему казалось, что до такой степени он не объедался вообще ни разу в жизни…
— Что ж, — неожиданно легко согласилась Маргарита Павловна, — значит, курицу будете есть на ужин!
Кажется, она и мысли не допускала, что Володя может поужинать в другом месте. И, подав кофе, оставила их наконец вдвоем, исчезнув в глубине квартиры.
— Ты как насчет коньячка? — поинтересовался немедленно Азаров.
— Вполне положительно, — заверил его Володя. И лишь после того как упомянутый напиток был извлечен хозяином из серванта и разлит по маленьким хрустальным рюмочкам, по собственной инициативе заговорил о цели яковлевской командировки.
— Насколько я понял, — сразу посерьезнев, произнес Дима, — тебя интересует вполне конкретная вещь — все, что связано с нашей бывшей землячкой Ларисой Сергеевной Дроздовой.
Володя слегка кивнул и промолчал. А Азаров продолжил:
