Он подошел к ней в момент, когда только что избранная королева красоты завершала раздачу автографов и собиралась наконец отправиться за кулисы местного Дворца культуры, в котором и разворачивалось действо, чтобы переодеться, а затем отправиться в ресторан с устроителями и спонсорами конкурса. Возник словно ниоткуда высокий, сероглазый блондин с коротким ежиком и ослепительно улыбнулся, продемонстрировав сверкающий ряд зубов, достойных рекламы «Орбита» без сахара.
Лариса посмотрела в холодные, серые глаза, которые, в отличие от своего хозяина, вовсе не улыбались, и… обмерла. Погибла на месте, с ужасом ощутив, что едва ли не впервые, начиная с детсадовского возраста, щеки ее заливает горячий румянец смущения. Как ей удалось, не потеряв собственной дежурной улыбки, расписаться в протянутом им блокноте, она так и не поняла. Зато он понял.
В ресторан Лариса Дроздова все-таки поехала вместе со всеми: нельзя было не обмыть тысячедолларовую премию, которую они же ей и присудили, тем более что столик заказал на свои деньги редактор. Но во время пира она была рассеянна и даже не обратила внимания на то, что толстяк откровенно лапает ее на глазах у всех. Не потому, что решилась наконец воздать ему за хлопоты вокруг ее победы, а потому, что была поглощена мыслями о неведомом сероглазом принце, взявшем у нее автограф в числе последних почитателей и исчезнувшем так же загадочно, как появился.
Уже ближе к полуночи, когда потные ручонки редактора начали ее всерьез раздражать, девушка, под предлогом необходимости посещения дамской комнаты, в очередной раз вышла глотнуть свежего воздуха — покурить на крыльце ресторана, расположенного на центральной городской площади в убогой стекляшке советского образца. Зябко поведя плечами под накинутой заячьей шубкой, она щелкнула зажигалкой, но прикурить не успела: за спиной раздался автомобильный сигнал, заставивший Ларису вздрогнуть.
Резко повернувшись, она обнаружила, что сигналят ей из черной иномарки (в их разновидностях она тогда не разбиралась). Затем водительская дверца приоткрылась, на мгновение высветив белозубую улыбку человека, о котором Лариса так и не забыла за долгий полупьяный вечер.
Он высунулся наружу, под начинавшуюся, обычную для этих краев, февральскую метель, но так ни слова и не произнес, просто смотрел на девушку, словно пытался ее загипнотизировать…
Наверное, это и был гипноз. Ничем другим объяснить свое дальнейшее поведение Лариса ни тогда, ни теперь не могла.
Отбросив в сторону так и не раскуренную сигарету, она поправила сползшую с одного плеча шубку и, тоже молча, направилась к машине. Вторая дверца, пассажирская, распахнулась, едва она обогнула иномарку, и в следующую секунду Лариса уже сидела рядом с ним. И наконец впервые услышала его голос — завораживающе красивый баритон.
— Меня зовут Евгений, — сказал он. — Евгений Лопухин.
— Где-то я слышала эту фамилию, — глупо пробормотала она.
Видимо, ему ее реплика глупой совсем не показалась, потому что ответил он вполне серьезно:
— Конечно, слышала. Это фамилия исконных русских графов Лопухиных.
— Исконных? — переспросила Лариса еще глупее.
— Да… Большая часть русского дворянства чистотой крови похвастаться не могла из-за Петра Первого: немецкая кровь, шведская, даже семитская. Лопухины, в отличие от них, действительно чисто русские…
Машина уже успела не только тронуться с места, но почти пересечь огромную, широкую площадь, по всему пространству которой танцевали закручиваемые ветром маленькие конусообразные снежные вихри, похожие в свете многочисленных фонарей на прозрачные живые пирамидки.
Лариса посмотрела в зеркальце заднего вида со своей стороны. В нем был виден покинутый ею ресторан-стекляшка, казавшийся отсюда жалким и маленьким. И совсем маленьким выглядел толстенький, лысенький человечек, выскочивший в этот момент на крыльцо и нелепо замахавший ручонками вслед машине…
— Ужас… — прошептала Лариса. — Он мне теперь всю карьеру переедет, все ходы-выходы перекроет…
— Кто, этот? — Евгений кивнул на зеркальце и усмехнулся. И добавил таким голосом и тоном, что она ему сразу же поверила и успокоилась: — Ну мы ему этого не позволим. Никогда и ни под каким видом!..
7
Судя по раскрасневшемуся лицу следователя с забавным именем Савва, мороз, обещанный накануне метеорологами, как ни странно, объявился. Александр Борисович бросил короткий внимательный взгляд на кислую мину, с которой Алексеев переступил порог его кабинета, и про себя усмехнулся: «Должно быть, полагает, бедолага, что ничего, помимо занудных упреков и топтаний на месте, от нас не дождется».
— Что, неужели там действительно наступила зима? — поинтересовался он вслух, едва Савва Васильевич, раздевшись, с покорным видом уселся на стул, прижимая к себе довольно тощую на вид папочку. И, заметив, что во взгляде посетителя мелькнуло удивление, пояснил: — Я сегодня дежурил ночью, так что на улице еще не был.
— Действительно похолодало, — кивнул тот. — Но не сказать, что сильно… Разрешите приступить к докладу?
Алексеев открыл свою папку, очевидно намереваясь зачитать официальное постановление о возбуждении уголовного дела, но Турецкий остановил его нетерпеливым жестом:
— Давайте-ка лучше своими словами и покороче, тем более что все обстоятельства убийства я знаю, а за прошедшие дни вам вряд ли удалось много сделать…
«Начинается…» — подумал Савва и, вздохнув, обреченно кивнул головой:
— Да, немного… Но кое-что мы все-таки успели: дважды побеседовали с вдовой, в первом приближении опросили служащих банка. Другой вопрос, что следствию это дало немного… Основная версия — заказное убийство, к которому предположительно имеет отношение объявленный в настоящий момент в розыск…
— Господин Январев Марат Константинович, — закончил за Алексеева Турецкий. — Что касается служащих банка, вряд ли их опрос мог дать много: они там сейчас все взвинченные и, судя по тому, что мне удалось выяснить по собственным каналам, более всего озабочены необходимостью как можно ловчее обмануть комиссию Центробанка, упрятав концы в воду.
Алексеев слушал Турецкого молча, а главное — с искренним удивлением: конечно, про Александра Борисовича он и прежде слышал много чего, вплоть до некой легенды, будто этот «важняк» за много лет ни разу не потерпел поражения в своей деятельности, мол, за ним не числится ни одного нераскрытого дела! Однако поверить в это мог, с точки зрения Саввы, исключительно наивный человек, совершенно не знакомый с работой следователя прокуратуры.
Однако сам факт, что, несмотря на праздник, господин Турецкий нашел время не только ознакомиться с делом Сурина, но даже что-то там накопать по своим каналам, его действительно удивил. И если Александр Борисович это заметил и даже понял причину удивления, то никакого вида не подал.
Аккуратно пододвинув к себе алексеевскую папку, Турецкий быстро и цепко проглядел содержащиеся в ней бумаги и задумчиво посмотрел на Савву.
