— И когда?
— А чего ждать? Сегодня вечерком, как стемнеет, и вали. У тебя ж вся картина на руках, а мне соображать да запоминать надо… У тебя, Вячеслав, как дела?
— Ну про киллера ты, Костя, уже в курсе.
— Я-то да, ты ему расскажи.
Грязнов начал повествование о том, как его служба вычислила-таки «официанта». Назвал людей, подтвердивших тождество некоего американца Думитриу Апостолу с фотороботом, составленным по описанию телохранителя консула. Словом, прошли по следу, который оборвался возле берлинского самолета. Дальнейший путь можно будет проследить теперь лишь по дипломатическим каналам. Либо через связи любезнейшего Александра Борисовича в американской криминальной полиции. Либо через Интерпол. Хотя последние не любят заниматься конкретно киллерами, все-таки их епархия — экономические преступления, наркота, торговля оружием. В конце концов, можно попробовать как-то поискать через Питера Реддвея. Все-таки Международный антитеррористический центр никто пока не собирался списывать со счетов. А Турецкому, как одному из заместителей начальника «Пятого уровня», так центр назывался в быту, что называется, и карты в руки. Только надо еще, правда, убедить толстого Пита, что убийство в «Мегаполисе» русского журналиста и американского консула есть акт терроризма, а не обычная сволочная уголовщина, настоянная на политике. Но у старины Питера нос таков, что его на мякине не проведешь. Стреляный воробей!
Турецкий подумал, что последнее очень бы пригодилось Питеру в его личную копилку всяческих русских идиом и специфических выражений, до коих Реддвей был великий любитель.
— А что? — изобразив глубочайшее размышление, добавил Турецкий. — Мы могли бы, в конце концов, и личную подругу нашего Кости задействовать!
Меркулов даже онемел от такой наглости. У него — подруга?!
— Я вспомнил мисс Джеми Эванс, Костя! Это уже не наш, это твой уровень. В конце концов, ты меня знаешь, я могу ради дела переспать с кем угодно — от жены министра до уборщицы в отеле. О Славкиных возможностях я уже и не говорю! А тут… — Он развел руками.
Меркулов переводил взгляд с одного на другого и, пробуя что-то сказать, лишь открывал рот, не издавая при этом ни звука.
— Ну вот видишь, ты даже дара речи лишился… Слав, ты не в курсе, за время моего отсутствия у меня в сейфе коньячок, случаем, не появился? Косте сейчас бы очень помогло.
— Ты циник и… бабник! — наконец сумел выдавить из себя Меркулов. — Вячеслав, я все делал, чтобы превратить его в интеллигентного человека! Но это была последняя капля.
— Костя, — серьезно поправил Грязнов, — ты забыл, что последняя была чуть меньше года назад!
— За это время, — расхохотался Турецкий, — у чаши заметно выросли борта! Так что поживем еще, не дрейфь!.. А ведь я серьезно, между прочим, ребяты, хлопчики мои дорогие. Сейчас я вам расскажу про одну шпионку, которую очень сильно любил папаша нашего покойного журналиста, из-за которого, собственно, и разгорелся весь сыр-бор. А также засекреченный американский атомщик. И уж тут — точно военная тайна. А вот великая политическая тайна заключается в тех документах, ради которых и произошли убийства в отеле. Но там оказались копии. А оригиналы — вот они тут, у меня.
И Меркулов, и Грязнов смотрели на Турецкого как на фокусника, который морочил им головы битый час, после чего сообщил, что вообще-то он не фокусник, а укротитель диких зверей. О чем же тогда говорили, обсуждали что?!
Выдержав паузу, Турецкий залез в сумку и достал свои находки. Разложил их на столе. И начал:
— Итак, здесь, в этой папке, деловая переписка директора нью-йоркского частного института «Российское общество», который занимался тем, что готовил перестройку в нашей стране, а заодно совместно с ЦРУ засылал сюда своих резидентов. Также оплачивал деятельность диссидентов, устраивал демонстрации всяких протестов, и прочее. Среди так называемых «засланцев» упоминается некий Музыкант, посещавший нашу страну в восьмидесятом и восемьдесят втором годах. Полагаю, что Костя со своими личными связями в Службе внешней разведки поможет установить эту личность. Меня вы знаете как признанного мастера версий. Так вот, могу предположить, что Музыкант вполне мог носить в то время, да и теперь, фамилию Клинтон. Билл Клинтон, господа. Впрочем, не ошибается только… Костя знает, кто не ошибается никогда. Откуда мой вывод? Интуиция, будь она неладна.
Турецкий подвинул папочку к Меркулову и продолжил:
— Все, конечно, нуждается в толковом переводе. На мой вкус, так я бы попросил этим заняться всем нам известного полиглота Дениску. Иначе тайна уплывет… Вот эти две стопки в клеточку. Это начало и конец дневника Кокорина, середину которого я доблестно прос… извини, Костя. Но у Славки она есть. Все, кроме концовки, дает возможность представить атмосферу в институте, где работал папаша Кокорина. Почему я упомянул о концовке? А потому что это эротические изыски автора по поводу героини, которая оказала нашему следствию неоценимые услуги: предоставила материалы, полагаясь на нашу совесть. Поскольку и для Кости, и для нас с тобой, Слава, это слово святое, предлагаю концовку изъять и запереть в моем сейфе как материал, не представляющий интереса для следствия. И наконец вот этот труд — иначе назвать не могу. Мемуары папаши, в которых даются эмоциональные оценки окружающих его людей, обстоятельств, касающихся ссылки, обмена, любовных похождений с вышеуказанной мною шпионкой. И так далее. Со шпионкой я беседовал лично в интимной обстановке. То, что я назвал «и так далее», еще прочитать не успел. Таков мой отчет. И последнее. Меня «пасли» изо всех сил. Шпионка явилась с магнитофоном, но я убедил ее выключить. Был полный консенсус. Вообще, у «соседей» в Питере получился явный облом. В этом смысле особая благодарность в приказе замначугрозыска Виктору Петровичу Гоголеву. Я кончил, господа! — Турецкий склонил голову. — Остальное — по мере.
— Ну что ж, — солидно заметил Меркулов, — вижу, что ты не только занимался обычными своими… Неплохо. В общем.
— Спасибо, благодетель, — тихо, опустив глаза, сказал Турецкий.
— Не юродствуй! — возвысил голос Костя. — Мы только начали. Это, как бы сказать, пока лишь промежуточные итоги. Но некоторые выводы мы уже сделать можем. Чем и займемся. А теперь, Вячеслав, доложи и ты, что слышно от наших «соседей»?
Турецкий с удивлением посмотрел на Грязнова. Тот пожал плечами:
— Пришлось.
— Ну да, стреляли… — подмигнул Турецкий.
— По моей личной просьбе Влад Богаткин постарался разузнать, по чьей конкретной команде ОПУ забегало. — Грязнов имел в виду Оперативно-поисковое управление ФСБ, бывшую «семерку». — Откуда уши торчат — из собственной конторы или из службы охраны и так далее. Должен заметить, что Влад постарался, в пределах дозволенного конечно.
— Фантастика! — Турецкий вскинул руки, как бы призывая в свидетели высшие силы. — Чтоб Влад!.. И безвозмездно? — Он взглянул на Грязнова подозрительно.
— Держи карман, — хмыкнул Грязнов, — станет он… Мзда как раз была. Пришлось отобедать.
