И Меркулов кратко изложил всю цепь событий, делая упор на непонятную роль федеральных служб президентской охраны и правительственной связи.
— Ты хочешь, чтобы я «прозвонил» всю цепочку? — улыбнулся Гена.
— Ну что ты! Об этом я и мечтать не могу. Мне бы для начала хоть парочку заинтересованных лиц.
— Ты хотел сказать — незаинтересованных?
— Умница. Да и что я тебе вообще объяснять-то взялся? Из ума совсем, что ли, выжил?
— Ну не надо, дядь Кость, так уж откровенно льстить мне. Ты ж, сколько помню, никогда особо нашу службу не жаловал. Или времена изменились?
— Я, Гена, не про службу, а про людей. Понимаешь, ну не могут поголовно все быть мерзавцами. Не по-божески это.
— Это так… Да, я тебе для информации скажу. Конфиденциально. На твоего генерального копится кое-что. И его даже предупредили, чтоб не делал лишних движений. Имей это в виду.
— Ну то-то я и смотрю, вялый он какой-то. А что за компра? Опять политика?
— Нет, полагаю, минюстовский банный вариант. Частностей не знаю. Но информация верная… Что ж, попробую вникнуть.
— Когда тебя можно будет найти?
— А как ты меня найдешь, — засмеялся Гена, — когда я весь засекреченный? Только на автоответчик. Буду рядом, отзовусь. Нет, придется ждать. Все, пей кофе. И рассказывай, как здоровье. Может, тебе какое лекарство нужно? Ты говори, а то ж я знаю цены нынче непроходные. Легче загнуться, чем какую-нибудь но-шпу купить…
Сережа привез Меркулова домой, поднялся вместе с ним на лифте, несмотря на протесты, объяснив это строгим приказом Дениса Андреевича. А против приказов, как известно, не возражают.
Константин Дмитриевич позвонил Вячеславу и торжественно от лица службы попросил выразить Грязнову-младшему искреннюю благодарность. Славке же просто сказал:
— Думаю, все будет в порядке.
В ответ Грязнов сообщил, что недавно наконец удостоился звонка из Питера, где общий знакомый как-то уж больно комфортно себя чувствует. И это подозрительно. И голос вальяжный, довольный, хотя никаких поводов для этого Вячеслав Иванович пока не видел.
Нет, сам— то он понимал, что, скорее всего, неведомая ему главный редактор Невская вполне могла оказаться далеко не тем, о чем они с Саней думали, и тогда… В общем, тут фантазия могла свободно парить в любом направлении. А Саня, при всех его отменных и, разумеется, исключительно положительных профессиональных качествах, при его вполне приемлемых моральных принципах, все-таки не был, да и не стремился стать идеалом для подражания. Особенно среди молодых последователей. Так что в этом плане всякое может случиться — не трагическое, нет, и не морально уродливое или откровенно безнравственное, такого быть не может. Просто, ежели образно выразиться, как в старом американском кино с участием Мэрилин Монро, — некоторые любят погорячей. Вот так будет правильно.
А еще Саня просил, сообщил Грязнов, по фамилии отчима Кокорина, гражданина Коваленко, за которого мадам Кокорина вышла замуж еще в Москве, попытаться найти их питерский адрес и сообщить о смерти Вадима. Это чтоб он на себя не брал эту драматическую миссию. Но он готов будет хоть завтра же подъехать по указанному адресу и выразить соболезнования.
И последнее: материалы на руках. Это нечто! Завтра ночной «Стрелой» Саня собирается убраться в Москву. Если неожиданные обстоятельства не помешают…
ФАКТЫ И АРГУМЕНТЫ
Открывая дверь, Лиза интуитивно почувствовала, что в квартире кто-то есть. Она не закричала, но испугалась. Словно сжалось сердце, стали каменными и неподвижными ноги, чем-то ледяным мазнуло по спине. Не вжимая ключа, она чуть толкнула дверь, и сквозь щелку до нее донеслась музыка. И так же сразу отпустило. Почему-то показалось, что, если играет музыка, опасности нет.
Но вошла она тихо, не зажигая света в прихожей, вынула ключ и аккуратно, без щелчка прикрыла дверь. Музыка доносилась из большой комнаты, меньшая была ее спальней. Лиза решительно шагнула к стеклянной двери гостиной и толкнула ее. Увидела светловолосый затылок человека, сидящего в кресле спиной к ней и слушающего по телевизору выступление симфонического оркестра.
Незнакомец повернулся вместе с креслом и поднялся. Это был Турецкий.
— Извините, Лиза, — просительным тоном сказал он, — но у меня не оказалось другого выхода. Я сейчас вам все объясню.
Больше всего ее поразил не сам факт присутствия московского следователя в ее квартире и даже не возникший было риторический вопрос: каким образом он умудрился проникнуть в ее квартиру, запертую на два секретных замка, как ее убеждал слесарь из РЭУ, а то, что он стоял перед ней в домашних тапочках — своих, потому что у нее таких не было. И она с тяжелыми сумками в руках смотрела, как самая настоящая дура, на эти тапочки.
Турецкий проследил за ее взглядом и рассмеялся.
— Понимаете, какая штука… Номер мне забронировали в «Октябрьской», это не так далеко, на Лиговке. А из вещей у меня — одна маленькая сумка. Я подумал, что ради нее ехать в гостиницу, а потом возвращаться сюда, к вам, и при этом, как у нас говорят, «светиться» — вот он, мол, я, — никакого резона нет. Еще и хвост к вам, не дай бог, за собой притащу! А вам это надо? Вот я и решил подождать вас возле вашего дома, благо и времени-то оставалось не бог весть сколько. Ну а ваш замечательный начальник сыщиков говорит: чего ты будешь у подъезда ошиваться, внимание привлекать? И прислал специалиста, для которого всякая техника подобного рода — игрушки. Но я клянусь вам, что ни к чему здесь не притрагивался. Вот кроме этого кресла и телевизора. И еще на кухню заходил. Просто посмотреть. Давайте же ваши сумки!
Он взял ее сумки в одну руку, другой помог ей снять плащ и повесил его на крючок вешалки в прихожей. Она тем временем прошла на кухню. Увидев на столе бутылки, пакеты и надломанный батон, с новым интересом обернулась к Турецкому.
— А-а, — кивнул он, — я забыл вам сказать, что со вчерашнего вечера ни черта не жрал. Если не считать бутылки коньяка, которую мы в купе выпили пополам с моим другом, я о нем уже имел честь вам сообщить, с генералом Грязновым. Он начальник Московского уголовного розыска и всегда провожает меня в командировки. Обычай у нас такой, понимаете? Вот я и прихватил по дороге к вам, чтоб перекусить немного. Ну а остальное — так, за компанию. Вы не будете сердиться?
— Уже нет, — ответила она и стала разбирать свои сумки, вытаскивая и загружая в холодильник пачки пельменей, замороженной рыбы, банки каких-то консервов, пакеты с зеленью и овощами и прочее. — Ну а это зачем? — она показала на бутылки. — Вы же, насколько я понимаю, работать собираетесь. Или ваши планы с утра изменились?
— А одно другому никогда не мешало, — уверенно произнес он. — Спросите хоть того же Славку. Он подтвердит. Вас соединить с ним? — он достал из кармана мобильный телефон. — Я забыл, какой код Москвы? Ноль девяносто пять?
Она смотрела на него как на шутника, пытающегося заморочить ей голову.
