— Это я проверяю, — жарко шепнула она ему в ухо, — не оставил ли ты чего-нибудь важного у себя на работе.
От ее ерзанья он, естественно, немного возбудился, что она немедленно и с удовольствием просекла, после чего спросила:
— Куда мчимся? Снова в твое Бутово?
— Нет, поедем сейчас на дачу, в Фирсановку. Там никого нет, но дача зимняя, мы ее немного протопим — и можем раздеваться хоть догола, так будет тепло.
— Хочу скорее догола! Хочу совсем догола! — фальшиво заныла она и снова капризно полезла к нему в брюки.
Но Володя мужественно пресек и эту попытку, обосновывая свое нежелание немедленно разделить с ней ее неутолимое желание прямо вот здесь, посреди бела дня и под окнами наркологического диспансера, в котором она работает, — надо же соблюдать приличия, в конце концов. Кажется, такой строгий выговор несколько охладил ее и убедил в том, что Володя прав — желание никуда не убежит, поскольку оно взаимное и, напротив, от неблизкой дороги, с заездом в магазин, чтобы набрать нужных продуктов, еще больше разгорится и… окрепнет. Чего тебе еще? А ей, судя по всему, вообще ничего было не нужно, кроме… ну да, кроме того, что находилось вот здесь, рядом с ней, но было пока недоступно из-за каких-то принципов и дурацких приличий. Открытая девушка. Свободная. Простая…
Заправились они всем необходимым для бессонной ночи в универсаме возле «Речного вокзала». И помчались дальше по Ленинградскому шоссе в сторону Сходни, где свернули в поселок и затем вдоль железной дороги проехали до станции Фирсановка. Ну а там — по пустынным, накатанным поселковым улицам добрались почти до дома. Почти потому, что ни машин вокруг, ни людей уже не было видно, а темнеть начало по-вечернему. И Варя сказала, что терпеть она больше не может, поскольку в машине ей стало совсем тепло, а на даче придется еще какое-то время топить печку, и поэтому пусть Володя остановится где-нибудь в укромном месте. Он и приткнул послушно машину возле нехоженого тупичка. А Варька, хлебнув из бутылки глоток коньяка, тигрицей кинулась на него.
В машине было очень неудобно, тесно, но, подчиняясь ее требованиям, он как-то все-таки сумел извернуться, она же немедленно ринулась в вожделенные брюки и уже через минуту, захлебываясь, урчала, как ей стало хорошо и как она долго ждала этого момента. Ему же не оставалось ничего другого, кроме как зорко оглядываться, чтобы не пропустить случайного прохожего.
Отстраненно он думал, что Варька права — пока разгорится печка, пока то да се, можно и дуба дать. А уж желание точно может погаснуть в холоде нетопленой дачи. Зато теперь, когда она будет довольна и собой, и им, нетрудно, за домашними необходимыми делами, затеять нужный разговор, и он пройдет в правильном ключе. Ведь оба они довольны, впереди — целая ночь, правда, к сожалению, не полярная, но и подмосковной немало, а остальное все успеется, еще и с лихвой…
Но разговорить ее на нужную тему ему никак не удавалось. Сперва в доме было действительно холодно, и Варька, чтобы согреться, потихоньку опорожнила чуть ли не полбутылки коньяку, отщипывая на закуску каждый раз по виноградинке. Она заявила, что уже обедала на работе и есть пока не хочет. А чего она сейчас хочет, было видно по ее глазам. Но сама мысль снять с себя шубку казалась ей просто невозможной. А дача нагревалась медленно. Давно здесь никого не было, дом промерз за долгую осень и начало зимы, хотя вроде и морозов особых тоже пока не наблюдалось.
Потом, когда стало заметно теплеть и можно было снять верхнюю одежду, оказалось, что Варьку здорово развезло. Поторопилась девушка, а Володя как-то не уследил. А в таком виде она, естественно, не была готова ни к какому серьезному разговору, кроме как все о том же сексе. И тут ее стало заносить, но Яковлев слушал хоть с иронической усмешкой, но и с определенным интересом — могла промелькнуть полезная информация.
Она рассказывала с видом крупного знатока об увлечениях своего шефа, которые, оказывается, не были для любознательной секретарши секретом. У него, например, кушетка в кабинете зачем? А он на ней каждую свободную минуту свою старшую медсестру натягивает. Володя наверняка видел ее в диспансере, он же был… Ах так и не удосужился? Тогда можно будет как-нибудь ее показать. Она хоть и замужем, но обожает это дело, про то всем известно. Вот и держит ее возле себя Вячеслав Сергеевич. Ну иногда и на нее, Варьку, глаз кладет. А что, он мужчина способный, такому сделать — одно удовольствие… А еще он своих клиенток некоторых на кушетку тоже укладывает. Есть у него такие, что приходят вроде как нервишки подлечить, а им от него одно только и надо. Ну как этот, в Древней Греции, который коз ловил и так заделывал, что у них роги выпрямлялись. Ну как его? А, не важно… А они, бывает, даже орут там, в кабинете, дуры… будто у себя дома… Но та все слышит, а иногда даже и заглядывает, когда шеф забывает дверь на ключ закрывать. Заглянет вроде нечаянно, огромные глаза такие сделает — вот, мол, какой ты молодец! — а он глядит и хохочет… и хохочет, показывая, как клиентка богатенькая под ним дергается, извивается вся. Конечно, заводит, куда денешься?..
Вот примерно в таком ключе и длилось ее признание, пока голова не склонилась на плечо и Володя не перенес уже безвольную девушку в кровать. А в безволии, между прочим, тоже есть своя прелесть, и Володя это уже знал. О многом успела рассказать ему еще во время прошлой встречи чрезвычайно способная девушка-медичка. За себя она не боялась, ничего не стеснялся и он, а потому вели они себя максимально раскованно.
Она проснулась среди ночи, голышом отправилась к столу — пить, а вернувшись, юркнула в его объятия и задала такой темп, что у него голова кругом пошла. Но недолго, и сама быстро устала. Вот и возникла пауза, когда можно было наконец поднять нужную тему.
Полагая, что ревности своими вопросами он у Варьки не вызовет, Володя стал расспрашивать ее о старшей медсестре. Где живет, да кто у нее муж, да как у них там, если она ведет себя так свободно?
Повторялось то, что он уже слышал. Это Варька забыла, что уже об этом рассказывала. Ну ничего, повторенье — мать, говорят, ученья. Глядишь, что-то новенькое и промелькнет. И ведь промелькнуло.
Оказывается, Баранов хоть и живет один, но и в свое «логово», как он называет квартиру в доме на Саввинской набережной, ну где у него недавно бомбу обнаружили, никого посторонних не водит — даже Ольгу не пускает. А уж она у него самое доверенное, можно сказать, лицо. Варька слышала между ними сердитый разговор, что ей надоело по знакомым с ним скитаться, когда у него своя отличная жилплощадь. Но он говорил что-то о принципах, Варька не поняла, а спросить, естественно, не могла, и, мол, поэтому квартира его для всех прочих табу. Так и сказал. А как понимать «табу»?
И Володя объяснил между делом свободной и раскрепощенной девушке, что табу — это, надо понимать, то самое, что ей никогда не грозит. Она и успокоилась, хотя вряд ли поняла.
Так, значит, у Ольги имеются подруги? Ну а как же! Как у всякой порядочной женщины. Варька даже знала о некоторых из них. Вот Леся Водолагина, потом Ленка Кривцова, еще Ася Малиева. Достаточно? А для чего это ему нужно? А чтоб понять, у кого из Ольгиных подруг может прятаться Вячеслав Сергеевич, которого нет ни дома, ни на работе. Вот только адресов их она, к сожалению, не знала.
