— Спасибо… А причин сколько угодно, — стал вроде бы успокаиваться Алексеев. — Да хоть начиная с наших строительных проблем! И пусть я к ним не имею прямого отношения, сам этот факт нельзя рассматривать иначе как попытку не просто устранить с дороги одного из ответственных государственных лиц, а желание придать совершенно иное направление всей политике Московского правительства. Это безусловно!
— Но, прошу прощения, такое важное и чрезвычайно опасное дело, как физическое устранение государственного лица, обычно вызывает и достаточно предсказуемые последствия. Это, к сожалению, смерть какого-нибудь бомжа может расследоваться годами, если еще будет по этому факту возбуждено уголовное дело, — Турецкий сознательно произнес слово с ударением на «у», как это делают в прокуратурах, — а по вашему делу нет никаких сомнений, что следствие уже в самое ближайшее время способно выйти на заказчиков. Но с одним непременным условием, Георгий Витальевич! Вы должны прямо при мне, сейчас, продумать и назвать лиц, на которых падает ваше подозрение. А уж раскручивать их, требуя признательных показаний, — это сугубо наше собственное, профессиональное дело. Найдем мы, разумеется, и исполнителей, с этим тоже, я уверен, проблем не возникнет, особенно когда дело на личном контроле у генерального прокурора! Если бы вы только слышали, какой это был гром среди ясного неба! Повторять слова президента, адресованные нашему генеральному, Владимиру Анатольевичу Кудрявцеву, я вам не стану, но, можете мне поверить, я бы не хотел их слышать в свой, скажем, личный адрес. Итак, я вас слушаю.
И произошла осечка.
Алексеев открыл рот, но, видя напряженную готовность Турецкого записывать каждое его слово, подумал и рот все-таки закрыл.
— Вы правы, я действительно должен хорошо подумать, чтобы не оговорить приличных людей. Мне просто собственная совесть не простит тогда такой ошибки…
— Я готов подождать сколько вам будет угодно, Георгий Витальевич, — учтиво заявил Турецкий. — И выслушать вас, когда у вас появится возможность для нашего закрытого для всех остальных краткого разговора. А что касается следов киллера, как теперь модно называть убийц-исполнителей, то у нас уже имеются кое-какие наметки. Я внимательно смотрел все материалы по этому уголовному делу, оно возбуждено, — повторил Турецкий, — по признакам статьи сто пятой Уголовного кодекса Российской Федерации, и, поверьте мне, исходя из собственной многолетней практики, я могу заявить со всей ответственностью, что дело будет раскрыто и преступники строго наказаны.
— Да, — покачал головой Алексеев, — это все, конечно, ужасно и еще раз ужасно… Но я в самом деле должен подумать, Александр Борисович…
О, уже первая победа! Он вспомнил имя-отчество следователя.
— Тогда не стану больше вас задерживать и прошу запомнить — по первому же вашему звонку… Вот моя визитка, здесь есть номер мобильного. Поручите, пожалуйста, своему симпатичному помощнику, мы с ним уже познакомились, и он немедленно известит меня о нашей с вами очередной встрече.
Турецкий встал, откланялся, пожал дружески протянутую ему руку и, четко повернувшись, как человек военный, покинул кабинет.
«Ты у меня теперь долго будешь думать, — злорадно ухмылялся Александр Борисович, покидая здание мэрии. — И заодно перестанешь нам морочить голову своими глупостями».
Когда будут названы фамилии, придется сделать по каждой из них телефонный звонок, а затем по возможности встретиться и переговорить со всеми, на кого только падет «карающий взор» Алексеева. А это все то драгоценное время, которое будет хотя и потеряно, но не совсем бездарно.
Глава четвертая Военный совет
1
Меркулов пристыдил-таки Грязнова, и тот назначил съезд гостей.
Собственно, это были вовсе и не гости, а старые товарищи, да к тому же одни, без жен, что больше напоминало не дружескую вечеринку, а военный совет. Ибо у всех в головах роились сходные мысли: что делать с этими наглыми посылами чиновника от мэрии?
То есть что делать конкретно именно с посылами, было ясно: пересылать их подальше, по уже давно известному адресу. Но чисто этические соображения указывали на необходимость делать это по меньшей мере элегантно. Все ведь вокруг играют не только в новую для себя демократию, они еще и пытаются сохранять при этом светское выражение на лицах, так что о подлинной, забытой римской прямоте, стоящей, как известно, дорогого, не может идти и речи. Поэтому и первый, заданный Грязновым вопрос прозвучал именно в этом ключе:
— А что, нельзя популярно объяснить президенту, что на этого типа никто и не собирался покушаться? Зачем тратить драгоценные минуты жизни на расследование явно ложной версии?
— У тебя сразу две логические ошибки, Вячеслав, — спокойно охладил разгоряченного хозяина медлительный сегодня Меркулов. — Первая, прошу заметить, касается адресата. Никто, ни один человек, с кем бы я ни разговаривал, не может ответить с полной уверенностью, что таково было указание президента. Они сами узнали это от мэра, который был накануне у президента.
— Так это его была идея? — не унимался Грязнов, с треском отрывая от курицы-гриль румяную ногу и жестом показывая, чтобы его примеру последовали другие.
— И мэр тоже не имеет к этой идее, как выясняется, никакого отношения.
— Ну так кто же?! — почти возопил Грязнов.
— Обстоятельства, Славка, — ответил за Меркулова Турецкий. — Я верно разбираюсь в ситуации, Костя?
— Абсолютно, — ответил тот. — Но! Прошу учесть, господа юристы, что всякая ложная версия имеет свои несомненные плюсы. И это второе, как, скажем, в данном случае. И тут я полностью согласен с твоим мнением, Саня.
— Как?! — красиво возмутился Грязнов. — У него уже имеется свое мнение, отличное от моего?! Ты когда успел, двурушник?!
— Пока ты раскачивался, — со смехом заявил Турецкий. — Вчера я побывал сразу на двух объектах. Даже на трех, если быть точным. И сделал для нас соответствующие выводы. Косте я их частично изложил сегодня, а тебе собирался сейчас, но, оказывается, у тебя собственный взгляд на события. Нехорошо, генерал, отлынивать от работы и еще делать вид при этом, будто ты единственный носитель истины.
— Это оскорбление! — начал Грязнов, но куриная ножка выглядела так аппетитно, что он переключил свое внимание на нее. — Ты авари… авари… — жуя и чавкая, махнул он обглоданной вмиг куриной костью и прицелился уже на вторую ногу.
Кроме Грязнова, курица больше никого пока не привлекала, друзья налегали на белугу, которая хорошо шла под коньяк.
— Официально делая вид, что мы носами роем землю, работая над этой версией… ложной разумеется, мы тем не менее убиваем одновременно двух зайцев, — заметил Александр Борисович.
— Зайцы? — оторвал взгляд от курицы Грязнов — заядлый рыболов и охотник. — Это интересно!
— Слушай дальше, будет еще интереснее… По предварительному заключению «молодого дарования» Сережи, я говорю про квартиру Баранова на Саввинской набережной, заряд, аналогичный, как уже известно, тому, что рванул на Бережковской набережной, ставил профи. Никакими наркоманами, которые собирались бы замочить доктора, там не пахло. Я имею в виду исполнителя.
