— А сам, значит, не хочешь?
— А я, Костя, буду изображать из себя тяжелую артиллерию. Ка-ак вмажу! Вот они и должны бояться, и каждый знать свой шесток! А то ишь ты, Совет Федерации! Иммунитет неприкосновенности! Запоют, когда потребуется, как миленькие!
— Чего это ты развоевался? — усмехнулся Меркулов. — Или готовишься к затяжным боям?
— А вот этого, Костя, я думаю, не случится. И вообще, у меня есть ощущение, ничем, правда, пока не подкрепленное, что в данном конкретном деле нам придется искать не какую-нибудь суперсекретную мафию на уровне правительства, а самую обыкновенную — с того же, к примеру, Черкизовского рынка. Славного представителя мэрии, между прочим, могли также и на испуг взять. Зато покушения на двоих наркологов, причем на одного со смертельным исходом, лично мне указывают куда более низменные адреса. Но посмотрим. Во всяком случае, у следователя, который сейчас подъедет, кажется, точно такое же мнение.
— Но почему ты считаешь, что в данном случае прав он? А не, скажем, заместитель спикера Совета Федерации?
— Вот и ты, Костя, сознался, откуда ветер дует! А потому, что все убийства подобного рода всегда имели в основе своей совершенно конкретные и порой даже весьма примитивные цели. Дележ!
— А разве в той же мэрии не было аналогичных случаев? Ты вспомни! За последние пяток лет! Трое или четверо серьезно пострадали! Или это для тебя уже не аргумент?
— Я согласен, но если бы такая нужда вдруг, к примеру, возникла у меня, то я бы достал именно самого Алексеева, а не его совершенно безвинную супругу, кстати, говорили, очень милую женщину. И ту же самую ситуацию едва не повторили в квартире другого нарколога из того же района. Вот-с! Извольте видеть! Но в последнем случае у меня есть некоторые вопросы, вот он сейчас приедет, мы и разрешим.
— В логике тебе отказать не могу. Что ж, вникай. Поремского обещаю. А с Вячеславом сам договаривайся. Привет ему, кстати, от меня. Мог бы, между прочим, и в гости пригласить, важный больно генерал-то, да у меня и звездочек на погонах поболе будет, — проворчал Костя, но добродушно. — Ступай, не мешай работать!
Кучкин задерживался, и Турецкий стал названивать Грязнову.
Вячеслав Иванович с юмором отнесся к «новому назначению» друга — посочувствовал в том плане, что «демократические процессы в обществе», кажется, достигли наконец своего апогея, если сам помощник генерального прокурора брошен на искоренение бытовой преступности.
Славка, видимо, не знал, да и не догадывался о подноготной этой истории. В Департаменте уголовного розыска МВД страны хватало и своих собственных проблем — иного масштаба. И пока Турецкий, в самых общих чертах пересказывал ему существо дела, Грязнов поощрительно поддакивал, но, когда разговор коснулся его личной помощи, задумался. Однако, понимая, что поддержка друга в любых смыслах — дело обязательное и круглосуточное, как заметил один покойный уже поэт, обещал и свою посильную помощь.
Ну а тут в дверь постучали, Турецкий крикнул: «Войдите!» — и увидел слегка взъерошенного Кучкина. Сказав Славке в трубку, что к нему пришли и разговор переносится на вечер, Александр Борисович отправил ее на место и предложил следователю садиться.
— Ну давайте посмотрим, что у вас?.. Нет, поступим иначе, сначала расскажите, что вы сами думаете по поводу этих покушений, — начал Турецкий.
— У вас есть намерение соединить их в одном производстве? — спросил в свою очередь Кучкин.
— А у вас разве нет?
— Сложный вопрос, — уклончиво ответил следователь.
— Чем же? — удивился Турецкий.
— Видите ли, Александр Борисович, лично я согласен с вашим мнением. И Иван Иванович — тоже, как я понимаю.
— А что, это очень трудно понять?
— Ну как вам сказать…
— Послушайте, Валентин Арнольдович, — слегка раздражаясь, заметил Турецкий, — давайте не будем ходить вокруг да около, а назовем вещи своими именами! Иначе мы можем не сработаться. Я терпеть не могу экивоков!
— Я тоже! — улыбнулся Кучкин, разряжая возникшее напряжение. — Но в этом деле имеется ряд сопутствующих, скажем так, величин, которые способны помешать нам расследовать дело в избранном нами направлении.
— Это вы про Алексеева, что ли? — с уничижительной гримасой спросил Турецкий.
— Вы же наверняка с ним не встречались, а я — только вчера.
— И как впечатление? — насмешливо спросил Александр Борисович. — Страшен?
— Не то слово! — засмеялся Кучкин.
— Что ж, значит, будем пугаться молча. На нас, я имею в виду Генеральную прокуратуру, тоже пытаются произвести впечатление.
— Уж не размерами ли глобальной катастрофы? — неожиданно спросил Кучкин, и Турецкий, внимательно посмотрев ему в глаза, кивнул и ответил:
— А мы с вами все-таки сработаемся, Валентин Арнольдович.
После такого резюме Александр Борисович придвинул к себе папку с материалами и стал внимательно просматривать их, иногда задавая короткие вопросы, на которые следовали столь же лаконичные ответы. Документов набралось уже достаточно. Были среди них протоколы допросов свидетелей и потерпевших, протоколы осмотра мест происшествия, акты судебно-медицинской экспертизы, заключения взрывотехнической экспертизы. И из всей этой груды собранных материалов Турецкого в первую очередь заинтересовали акты экспертизы взрывотехников.
И в первом, и во втором случае были использованы аналогичные заряды — тротиловые шашки со взрывателем натяжного действия. И масса взрывчатки была одинакова — до трехсот граммов, то есть вполне достаточно, чтобы разнести в клочья не только человека, но и все вокруг него. Это говорило прежде всего о том, что в обеих акциях действовал фактически один и тот же подрывник. Правда, в первом случае заряд был установлен в трубе лестничного мусоропровода, а во втором — сразу за металлической входной дверью квартиры.
То есть, другими словами, можно было с уверенностью предположить, что подрывник либо те люди, которые указывали ему, куда ставить заряды, абсолютно четко знали свое дело.
Женщина поднималась по лестнице на свою лестничную площадку. Здесь, при открывании двери, ее и настигла смерть. Значит, убийца прекрасно знал, что все произойдет именно так, а не иначе.
Но в доме есть и другие жильцы, и далеко не все из них, возможно, пользуются лифтом — есть же любители бега, спортсмены, просто мальчишки, покуривающие на лестничных площадках тайком от родителей.
— Вы были в доме на Бережковской набережной? — по ходу чтения спросил Турецкий.
— Был, естественно, и не один раз.
— Там стены на лестнице в каком состоянии? И вообще, она посещаема?
— Все стены, Александр Борисович, исписаны английской похабщиной. Я еще, помню, удивился — такой дом, а живут истинные варвары!
— И окурки, поди, валялись?
