— Русские эмигранты?
— Я так понял, что это наши с тобой соотечественники, — сказал Гоша.
— Твои соотечественники, — поправил его Кадуев.
— Только этого не надо. Мои, твои... Наши! Соотечественники и современники! Или уже отделился от России? Не дури, милый. Где деньгу будешь зашибать, как не в этой стране дураков. Вместе будем дела крутить. Понял? А то по миру пойдешь... Ладно, что я тебя уговариваю, баба ты, что ли. Где архив?
— Пока не знаю, — ответил Кадуев. — Но сегодня все разузнаю. От твоих соотечественников. Как прижгу этому эмигранту яйца, все расскажет.
— А может, он не знает? Может, сам их ищет? Про этих ребят еще говорят, будто палец им в рот не клади. Ну ты сам знаешь... Пока что он тебе яйца прижигал. В любом случае, если не выйдет у вас полюбовно, я за своего соотечественника болеть буду... Хоть и не видать мне тогда архивов... А нельзя ли, кстати, заснять на кассету, как он вас шарашить будет?
— Мы его будем шарашить, — еле сдерживая себя, сказал Кадуев.
— Ну вы... — не стал спорить Гоша. — Все равно интересно... А то смотреть по видаку-нечего. Все одно и то же.
— Запишем, — сказал Кадуев насмешливо, — все запишем. И как поджаривать его будем на медленном огне... Но это будет дороже стоить.
— Ты про что? — насторожился Гоша. — Что- то не врублюсь.
— Про архив, Гошенька, — ласково сказал Кадуев. — И про два миллиона, что твои братья Русые не отдали до сих пор Джамилю...
— Мне они сказали, что отдали все, до цента. Даже с процентами.
— А мне Джамиль звонил и жаловался, что ни шиша. Вот можно после этого с вами, русскими, дело иметь?
— Со мной можно, — сказал Гоша.
— Вот потому с тобой пока разговариваю, — заносчиво произнес Кадуев. — Ну все, заканчиваю, мои ребята говорят, будто ваш русский Рэмбо к дому одной дамочки приближается... Засниму все на пленку и обязательно пришлю тебе, Гоша. Чтоб смотрел и не скучал.
— Вы уж там не очень... — посоветовал Гоша. — Он ведь служивый человек, не по личной прихоти попортил вам немного прическу.
— Верно, никого еще не убил, — согласился Кадуев. — Но ждать, пока он моих людей мочить начнет, я, дорогой, при всем к тебе уважении не собираюсь. До скорого!
— До скорого... — повторил Гоша, отключаясь. — Это вообще что значит — «до скорого»? Что, может здесь объявиться или в Москве? — спросил он у Артема.
— Встретим, — ответил Артем. — Как дорогого гостя и твоего лучшего друга.
...Томилин все оглядывался, пока ехали до города, потом, когда убедился, что едут прямо к его дому, успокоился.
Прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться. Кажется, Гоша был с ним искренним. Впрочем, трудно поверить, будто без его ведома могут творить такое с его лучшими друзьями.
До сих пор Томилин чувствовал боль в ребрах и в паху, куда били с особым остервенением. Где, кстати, сейчас Аркаша, верный Аркан? Уж не он ли все как на духу поведал Гоше?
Про Аркана он побоялся, не решился спросить. Аркаша не похож на тех, кто предает. Он, Томилин, его не предал... Хотя звучит это довольно двусмысленно. Сказав про Аркашу, он выдал бы себя.
В таких ситуациях узнаешь о себе все. Даже то, о чем прежде старался не думать.
Томилин покосился на сидящих рядом ребят. Крепкие, холеные... Хорошо, видно, зарабатывают у Артема. Преторианская гвардия, можно сказать, которую обычно пускают в ход, когда нужно захватить власть.
Сидят, смотрят прямо перед собой, молчат. Это не беспределыцики Башкира, которые, налившись, валтузили его, лучшего друга истинного хозяина Тюмени. Не зря теперь Гоша собирается занять губернаторское кресло... И наверное, понял, как он, Томилин, будет ему нужен на новом поприще. Ну конечно же, как он сразу не сообразил. Конъюнктура изменилась. Гоша не хочет больше сидеть в тени. Хочет вырваться из- за чьих-то спин. Думает, что пришла его пора.
Понял наконец Гоша, что ему нужны преданные, образованные люди. Можно ли во веем полагаться на Артема с его пятью классами образования? У самого Гоши не больше, тюрьма — его университеты. Из тюрьмы он вышел другим человеком, знающим, чего хочет... Сначала, видно, решил окружить себя такими, как это ничтожество Коноплев, потом понял, что ему нужны личности, которые смогут ему возражать, говорить правду...
Что ж, это говорит о гибкости и широте Гошиной души.
— Вот здесь налево, — сказал Томилин водителю. — А там, после перекрестка, направо.
Водитель кивнул, мол, знаю и продолжал вести машину.
Вышколены. Артем хорошо знает свое дело, создал отличную систему безопасности. Но этот Артем может оказаться и опасен, если новый губернатор Гоша слишком понадеется на его преданность...
Машина плавно притормозила возле его подъезда. От двери отделилась чья-то грузная, плохо различимая в тусклом свете окон фигура. Мужчина подошел к машине...
— Ты? — удивился Томилин. — Тимур, что ты здесь делаешь?
— Гоша просил, — ответил Тимур. — Встретить тебя, проводить, чтоб никто не обидел. Чтоб в подъезде все тихо было... Вот замерз совсем, пока дождался.
— Южный человек, — рассмеялся Томилин, выбираясь из машины. — И давно ждешь? Вон даже в валенки облачился, в первый раз вижу тебя в валенках. Все в сапогах, а то и в кроссовках...
Тимур приплясывал, ударяя ногу о ногу, чтобы согреться.
— Давай поднимемся ко мне, — предложил Томилин. — Чаю согрею... Правда, давно у себя не был, не помню уж, есть ли у меня что к чаю. Ну да что-нибудь найдем... А вы, ребята? Пошли, попьем чайку...
— Спасибо, — ответил водитель. — Нам возвращаться пора. Артем велел.
— Спасибо, что подвезли! — сказал Томилин. — И тебе, Тимур, спасибо, что дождался... Ну пойдем, чего стоять...
12
Рагим Мансуров открыл глаза и увидел медицинскую сестру, менявшую жидкость в капельнице.
— Фи... — услышал он впервые за многие сутки свой голос. — Фирю...
Сестра вздрогнула, охнула и выбежала из палаты. Сидевший за дверью охранник вскинул голову, вырвавшись из дремы.
— Случилось, — сказала сестра в ответ на его вопросительный взгляд. — Заговорил... Кого-то позвал. Может, вы поймете?
Охранник посмотрел на своего коллегу, сидящего в конце коридора.
— Позови врача! — крикнул он ему. — И сядь на мое место. Он очнулся, кого-то зовет.
А сам вошел в палату. Мансуров облизывал сухие, посиневшие губы, пытаясь что-то сказать.
— Жена... — выговорил он.
— Я сейчас позвоню, — сказал охранник.
Прикрыв глаза, Рагим Мансуров отрицательно покачал головой. Он хотел сказать другое. Вернее, хотел спросить, где сейчас его жена. Он не хотел разговаривать с ней. Он должен был кому-то сказать что-то важное...
