— Да-а?.. — протянула она разочарованно. — Она тоже? Ну я-то, извините, иностранцев изучила... Русского, каким бы произношением там или манерами он ни владел, я вижу сразу. Но она-то как распознала?
— Женское чутье, — дипломатично ответил я.
— При чем здесь чутье? — отмахнулась она. — От Делары я этого не ожидала. Ну ладно я, бывшая валютная проститутка, мужиков вижу насквозь, иностранцев — тем более. Или она втихую занималась тем же? Кстати, если вам интересно, этого бельгийца я знала еще в Москве. И здесь мы все это просто продолжили.
— Это все, что вы хотели мне рассказать? — спросил я, заметив, что возвращается наш «судзуки».
— А вам мало? — спросила она.
— Ну что вы, — ответил я. — Это весьма интересно. Значит, ваш муж действительно выкупает русских солдат?
Я старался скрыть свой интерес к архивам Грозненского нефтяного института, о которых она рассказала. Хотя понимал, какое это важное сообщение.
Об этих документах я слыхал, еще работая в прокуратуре. Архивы, насколько я помню, считались сверхсекретными, было возбуждено уголовное дело по факту их исчезновения или продажи кому-то. Не я вел это дело, но Костя Меркулов должен бы помнить подробности.
— Пришла пора поговорить о чем-нибудь другом, — сказала она. — Что, если вы сядете ко мне и мы начнем целоваться? Пусть они подумают, что у нас любовное свидание.
— Интересный ход, — смутился я. — В каждом нормальном детективном фильме, чтобы скрьггь свои деловые отношения, агенты и резиденты разного пола начинают целоваться, когда мимо проходит полиция. И зрители этому охотно верят, забывая, что полицейские подобные киноэпизоды видели еще в детстве...
— Я вам не нравлюсь? — спросила она.
— Я этого не сказал.
«Судзуки» остановился напротив, и, похоже, там уже нацеливали в нашу сторону длинные микрофоны.
— Нас слышат, — сказал я. — Поэтому лучше прекратить эти разговоры.
Она пожала плечами, включила зажигание, резко дала задний ход, так что от нас шарахнулись несколько прохожих.
— В Москве вас бы оштрафовали, — заметил я.
— Может, я об этом только и мечтаю! — сказала она с вызовом.
Мы подъехали к гостинице.
— Поднимемся и поговорим? — спросил я, выходя из машины. — Мне должен позвонить мой друг.
— Вы вполне могли взять с собой ваш сотовый, — сказала она. — Во всяком случае меньше риска, что вас подслушают.
С этими словами она отъехала, махнув на прощанье рукой.
Я смотрел ей вслед. Мир тесен. Быть может, я ее даже видел где-нибудь возле «Национала» или «Космоса». И тогда она вряд ли обратила на меня внимание — мол, еще один лох смотрит, разинув рот, распустив слюни... Я действительно смотрел и поражался: самые красивые женщины Москвы здесь. Не в театре, не в кино или дома с детьми...
Я поднялся к себе наверх. Проверил автоответчик. Нет, Солонин еще не звонил. А пора бы.
Я ходил по номеру, поглядывая на часы, и злился на Солонина. Не следовало поддаваться на его авантюру. Ну, где он сейчас? Что делает? Выслеживает в толпе неизвестно кого? Как я мог увлечься его бредовой идеей? Пусть его там хватают, проверяют документы... Мы и так засвечены дальше некуда.
Но допускать гибели безвинных людей нельзя! Даже если вероятность того, что это произойдет, — ничтожно мала. Я сам сбил его с толку, решив, что после определенного события неминуемо должно что-то где-то взорваться... В метро, например. Бред сивой кобылы, но проклятое чутье, наличию которого я сам уже не рад, подсказывает: что-то должно произойти, и именно сегодня. Ясновидец... Так это теперь называется. Поэтому (я снова посмотрел на часы) следует немедленно звонить Алекперу
И я двинулся решительным шагом к спутниковому телефону и уже протянул к нему руку, как он сам зазвонил. Я даже вздрогнул. В Москве существовала некая мистическая связь между мной, Меркуловым и Грязновым. Стоило подумать: хорошо бы позвонить, и такая же мысль тут же возникала у моих друзей. И вопрос был лишь в том, кто первый дотянется до трубки.
Я поднял трубку. Это был Алекпер.
— Там что-то произошло в метро, — сказал он.
— Взрыв?
— Почти, — сказал он. — Но его непостижимым образом предотвратил один человек. И, по- моему, вы знаете, о ком речь. Все говорят о каком-то американце, который сперва поймал в вагоне метро карманного вора, а потом террориста. Он и разрядил его бомбу... Представляете? Лучше включите телевизор, там все узнаете подробней.
— Его поймали? — спросил я.
— Вы про кого? — спросил Алекпер. — Про террориста или про вашего друга?
— Думаете, это был он? — спросил я скорее по инерции, хотя прекрасно понимал, кто это был.
— А вы сомневаетесь? — спросил Алекпер. — Конечно, я все понимаю. И все знаю...
Я кивал, слушая его, и смотрел на экран телевизора. Там была возбужденная толпа орущих людей, наперебой рассказывающих полиции и репортерам о происшествии в метро. Солонина среди них, конечно, не было.
— Вы смотрите? — спросил Алекпер. — Помните стихи вашего классика? Ищут прохожие, ищет милиция...
— Это наш общий классик, — ответил я, — поэт нашего детства.
Я чувствовал, как с души скатывается огромный камень. Солонин жив, с ним все в порядке. И мне, ясновидящему, кое-что от него причитается...
— Вы слушаете? — спросил Алекпер. — Нельзя ли, чтобы ваш знакомый освободил нам Карабах? По-моему, это ему под силу.
— Хорошая шутка, но опасная, — сказал я. — А кто террорист? Насколько я понял, он вор-карманник?
— Нет, это разные люди. Ваш друг поймал карманника и сдал полиции. А вот террорист сбежал.
— Тут уж он оплошал. Вы уж извините его.
Алекпер засмеялся.
— Представляю, как вы за него переживали, — сказал он. — А что, кстати, он делал в метро? У вас сломалась машина?
— В общем, да, — ответил я, не зная, что сказать. Голова шла кругом от ликования. Ай да Турецкий, ай да Солонин!
— Что ж не сказали сразу? — не отставал мой собеседник. — Мы бы срочно заменили вам машину. Самед предупреждал меня о ваших возможностях, но то, что совершил ваш друг, — выше моего понимания.
— Моего тоже, — я продолжал глядеть на экран телевизора.
Там показывали тот самый вагон, какую-то корзину, скромную такую корзину сельского жителя, приехавшего в столицу...
И тут я услышал, как кто-то скребется в дверь. Впрочем, что значит кто-то? Это был господин Кэрриган собственной персоной.
Витя стремительно вошел в комнату, прошел мимо меня, как мимо столба, уселся перед экраном, закинув, по обыкновению, Ноги на спинку кресла.
