— Что вы все-таки об этом думаете? — Солонин прервал молчание.
— Пока ничего не приходит в голову, — ответил я.
— По сути, мы с вами разоблачены, — сказал он. — Причем начиная с того самого приема во французском посольстве. И о каждом нашем шаге кто-то знает. А это значит...
— Даже не хочу думать, что это может означать! — вспылил я. — Но с другой стороны, если бы были какие-то последствия, мы бы их уже почувствовали. Тебе не кажется?
— Просто кто-то еще не придумал, что с нами делать, — сказал Витя. — Следят за нашими переговорами, по возможности нащупывают наши связи.
— Значит, не все так мрачно, — сказал я. — Теперь мы об этом хоть знаем.
— А что тут знать. Пора рвать когти, пока каждому из нас не перерезали глотку, как Новрузу.
— В общем и целом мы свою миссию можем считать законченной, — не стал я с ним спорить. — Но рвать когти, как ты выразился, значит — показать, что нам все стало известно. Но если мы, не раскрывая цели нашего пребывания, будем продолжать копошиться на данной территории, отыскивая деловую выгоду, мы еще сможем принести кое-какую пользу отечеству.
— Какую? — спросил, поморщившись, Витя.
— Мы уже это обсуждали, — ответил я. — Есть интересы России, в том числе наши пленные в Чечне. Что мы с тобой тут полезного совершили? Застукали пару дамочек, наставлявших мужьям рога и вешающих лапшу на уши возлюбленным? Разве можно с этим возвращаться?
Солонин молчал. Потом не выдержал, остановил машину, вылез и очистил стекла от снега. Мотор ровно урчал, «дворники» с новой силой носились туда-сюда.
— Мне наши потуги напоминают их работу, — кивнул он на «дворники». — Не успеваем очиститься от одной швали, как набегает новая...
— Философ, — сказал я. — Спиноза. А ты как хотел? Так и придется поддерживать динамическое равновесие между законом и преступностью, не давая ей выйти из-под контроля. Или ты хочешь одним махом всех убивахом?
Витя, похоже, был в отчаянии. В голосе его слышалось страдание.
— Освободили Алекпера, потом Делару, а это, быть может, входило в чьи-то планы. Поэтому у нас все так легко и получилось.
— Ты не привык к неудачам, — сказал я. — К ним и не надо привыкать, а то вся жизнь покажется бессмыслицей. И все же не забывай — неудачи иногда хорошо учат.
Утром мы дозвонились до госпожи Амировой. Она говорила с Витей радушно. Я слушал их разговор с параллельного аппарата.
— Адрес? Ах да... Сейчас посмотрю. Знаете, у меня, мистер Майкл, такие вещи в памяти почему-то не задерживаются. Я имею в виду цифры. Хотя зрительная память в порядке. Например, помню, как вы храбро защищали меня от моих похитителей. Почему вы молчите?
Я положил руку на Витино запястье. Спокойно. Не сорвись. Держи себя в руках.
— Я занимался бы этим каждый день, — сказал Витя проникновенно. — Спасать прекрасных дам — это наслаждение.
— Вам даже не нужна благодарность? — засмеялась она. — Вы настоящий рыцарь, господин Кэрриган! Про таких когда-то писали романы.
— Например, Дон Кихот, — подсказал Солонин, и я снова положил свою руку на его.
— Только спокойно... Не сейчас, — произнес я одними губами.
— Ну... Дон Кихот не вполне удачное сравнение, — сказала он. — Уж скорее — Ричард Львиное Сердце.
— Не возражаю, — сказал Витя. — Я здесь, как в крестовом походе. Освобождаю Гроб Господень.
Я не удержался и фыркнул. Крестоносец!
— Мне надо собраться, — сказала Делара, — позвонить Алекперу... Вы же не будете против его присутствия?
Мы переглянулись. Конечно, мы не против.
— По времени это когда будет? — спросил Витя.
— После двух часов дня позвоните... — Она зевнула.
Торговаться бесполезно. Полдня псу под хвост. Но, возможно, оно того стоит. Ведь столько всего может проясниться.
Мы приехали за ней около трех. Машина Алекпера с охраной уже стояла возле ее дома.
Алекпер сидел в ней безучастный, слегка кивнул нам, словно не собирался вылезать из машины. Должно быть, этого требовал этикет. Не будет же он являться к своей любовнице прямо домой. Однако это не мешало ждать ее под окнами. Восток, одним словом.
Делара вышла сияющая, нарядная, протягивая к нам руки и как бы не замечая автомобиля возлюбленного. Тоже этикет.
Все чин-чинарем, приехали вчерашние избавители — как ей не радоваться.
Она села рядом со мной. Алекпер со своими ребятами поехал следом за нами. Она пару раз оглянулась назад. Возможно, ей хотелось пересесть к нему. Но чего нельзя, того нельзя.
Я старался не оглядываться назад, на машину Алекпера, и не думать о том, что он сейчас там испытывает.
Мы подъехали к знакомому домику в саду. Делару не удивило, что Солонин ни разу не спросил у нее о том, как проехать. Как будто так и надо. Ее везут — значит, знают, зачем и куда.
Я иногда поглядывал на нее. Интересно, как она это разыграет...
Вошли в дом. Включили свет.
— Ах, как я давно здесь не была! — сказала она и упала в большое мягкое кресло. Мы молча смотрели на нее. Ложь в красивой упаковке. По- другому и не скажешь...
— Что вы так на меня смотрите? — спросила она, подняв брови. — Смотрите же, ищите то, что хотели... Не представляю, что тут может быть кроме дорогих для меня вещей...
И послала нежный взгляд Алекперу. Тот смотрел в сторону, скрестив руки на груди. То, что она говорила с нами по-русски, его ничуть не трогало.
— Ваша мама русская? — спросил я ее, когда молчание затянулось.
— Один из моих дедушек русский, а мама украинка... Да не все ли равно! Я иногда так тоскую по деревне, где бывала в детстве! Столько лет прошло, вы не представляете... И вообще, меня радует все, что связано с Россией. И потому я так обрадовалась, когда поняла, что вы русские.
— Кто еще этому обрадовался? — спросил я.
Приоткрыв рот, она растерянно посмотрела
на меня.
— Чему обрадовался? — не поняла она. — Что вы русские?
— Да, — сказал я. — Именно так. Кто еще узнал благодаря вам, что мы из России?
— Никто, — она пожала плечами, — клянусь вам... Алекпер, дорогой, что происходит?
— Об этом я хотел бы узнать от тебя, дорогая, — произнес Алекпер, сумрачно поглядев на нее.
— Вы меня в чем-то подозреваете? — спросила она. — Вы же сами говорили, будто наши разговоры здесь прослушивали. И таким образом узнали, когда и где мы встретимся с Алекпером... Я ничего не понимаю. Вы же хотели их найти, эти устройства...
