Какое-то время. Потом надоело. Не пришей кобыле хвост. Болтаешься по странам и континентам, отлавливая тамошних урок-террористов, а сам ловишь себя на мысли: как там дома? Как их там ловят в моей стране без меня? Сейчас принято валить все на русскую мафию, и многие, похоже, этому рады, всех это устраивает...
Наших, в малиновых пиджаках — для реноме, для паблисити, для раскрутки или для чего-то там еще... А всяких «якудзу» и «коза ностра» — для прикрытия, есть на кого валить.
Вот такой путь прошла матушка Россия в нынешнем столетии — от малинового звона колоколов до малиновых пиджаков...
— Ну что? — отвлек меня от патриотических мыслей Питер. — Берешься, нет? Ты же на Гавайи собирался, если мне не изменяет память.
— Да, собирался, — вздохнул я, мельком взглянув на Ирину, которая хранила ледяное спокойствие. На Гавайи или на Колыму... На Гавайи надо приготовить супругу шорты, солнечные очки, а на Колыму — телогрейку, ушанку, теплые кальсоны.
А так — без разницы. На Гавайи, кстати говоря, она со мной собиралась, поехала бы на Колыму — это еще вопрос.
А я бы ее на Колыму и не взял. Она жена «важняка», а не декабриста. И нечего ей там делать.
— Питер, только без обиды, — сказал я. — Берусь, никуда не денусь. Но отпуск — за мной!
— Договорились... — В его голосе мелькнуло разочарование. — Валяй. В Гонолулу махнешь после Нового года. Могу взять тебя с собой. Я знаю там такие местечки... — Он хохотнул.
— Вот с ним и поедешь, — сказала Ирина. — А мне после Нового года отпуск никто не даст. С ним и будешь шляться по местечкам.
Я всегда подозревал, что у нее превосходный слух, но не до такой же степени. Краем глаза я заметил, как переглянулись Костя и Слава. Они ничего не слышали и были в недоумении от слов Ирины.
— Кто тебе нужен? — спросил Питер. — С кем бы ты хотел работать в паре?
Я заметил, как напряглась Ирина. Должно быть, поняла по игривому тону Реддвея, что тут не все чисто. Что кое с кем я охотнее поработал бы вдвоем, чем с прочими. Все-таки много месяцев меня не было дома. Не может быть, чтобы, напряженно работая в команде Питера, я не обратил внимания на какую-нибудь красивую девушку.
— Мне нужен Витя Солонин, — сказал я несколько поспешно, пока Питер не ударился в предположения, кто мне нужен.
Питер смолк, соображая.
— Но он тоже — блондин, — заметил Питер. — Пара блондинов среди миллионов жгучих брюнетов — это уже перебор. Я давно говорил, что нам не помешало бы иметь парочку арабов в нашей команде.
— Весь вопрос в легенде, — сказал я. — Пусть Солонин будет полномочным представителем международного нефтяного картеля, а я, так и быть, буду при нем советником или телохранителем.
— Это мне нравится, — загрохотал смехом Питер. — Представляю тебя в роли телохранителя при Викторе! Я-то полагал, что наоборот...
— Куда мне до него, — сказал я. — С его умением ориентироваться, находить варианты решений, плюс ко всему его обаяние. Кто устоит?
— О'кей, — согласился Питер. — Для Виктора я приберег кое-что другое, но так и быть... Что скажешь насчет Джека Фрэнки?
Я не знал, что ответить. Питер отдавал мне лучших из лучших. Наверняка он был осведомлен о важности предстоящего дела. И потому был столь щедр. И потому ждал моего звонка, понимая, что он непременно будет. А я еще ничего толком не знаю и не решил.
— Три блондина — уже перебор, — сказал я. — Вот если бы Гарджулло...
— У него неотложное задание.
— Представляю... — хмыкнул я. — На пару с Кати?
— У них это здорово получается. Пожалуй, это будет первая свадьба в нашей команде... О, черт, твоя жена понимает по-английски? Еще подумает Бог знает что.
— Боюсь, что Джеку в Баку нечего делать. Компьютерная связь там на уровне эпохи динозавров. А ноутбук у него попросту сопрут, не представляя, для чего он предназначен. Но мы должны с ним связываться, когда потребуется какая-либо информация. Пусть сидит где-нибудь поближе к информационным центрам. Хотя бы в Лэнгли.
— Кажется, все, — выдохнул Питер. — Солонин вылетает завтра. Тоже, как ты, будет рад возвращению в Россию, как бы там ни было плохо. Что вы за люди, русские! Чем у вас хуже обстоят дела, тем сильнее вас тянет домой. Чем больше для вас создаешь комфорта, тем больше вы страдаете по своей помойке... Удачи тебе, Александр!
Старина Питер наверняка пустил сентиментальную слезу. Он очень привязывался ко всем, на кого во время работы имел обыкновение орать. Я тоже привязался к нему и его команде. Но что я могу поделать, если привязанность к картофелине в мундире для меня сильнее, чем к гвардейцам в мундирах времен королевы Виктории.
— Вот когда ты пожалел, что заставил меня учить английский, — не удержалась Ирина. — Уж говорили бы по-русски, что ли.
— Сэр! — поднял палец вверх Слава, стараясь ее дополнить.
— Это для тебя он — сэр! — огрызнулась Ирина. — А для меня муж, который таскается невесть где и с кем в обстановке полной секретности...
Она не выдержала и прыснула в кулак.
— Да ну вас! — И выбежала на кухню.
— Так что это за человек, о котором хлопочет Президент Азербайджана, и почему о нем надо хлопотать на таком уровне? — спросил я.
— Сын Президента Азербайджана, сэр, — произнес Слава. — Говорили уже.
— Слушай... прекрати, — поморщился я. — Еще раз обзовешь «сэром», обижусь.
— Ты должен вылететь в Баку уже завтра, — сказал Костя. — А сейчас мы должны поехать в их посольство, где тебя детально ознакомят с тем, что произошло. Насчет легенды для тебя и Солонина надо подумать. Что-то тут есть.
— А почему все-таки я, — спросил я Костю, — что у них, своих следователей нет?
— Во-первых, кланы, — ответил Костя. — Любой прокурор, любой следователь — чей-то человек. А в связи с тем что нефтяной пирог оказался донельзя жирным, борьба между кланами обострилась. Делиться никто не желает. Впрочем, тебе это объяснят сегодня лучше меня.
— А во-вторых? — спросил я.
— Во-вторых, фамилия тебя подвела, — встрял Слава. — У них там усилилось турецкое влияние. Возможно, прослышав про тебя, решили, что ты потомок янычаров. А что? Было дело?
— Как раз наоборот. Один мой прапрадед всю жизнь воевал с турками и любил рассказывать односельчанам об этом. Прозвище стало фамилией. Что теперь делать?
— Это бывает, — кивнул Слава. — Но только не вздумай их там разочаровывать. Пусть думают — потомок янычаров. Как Остап Бендер. Тебе же лучше. У меня, кстати, тоже история с фамилией. Мой прапрапра... ну, словом, еще при крепостном праве носил фамилию Князев. С такой фамилией его и продали помещику, который был всего коллежским асессором. И тот по пьянке как-то возроптал: это почему ты Князев, а я всего лишь Пристаншцев? Из грязи да в князи? Нет уж, если из грязи, то и будешь Грязнов!
