— Верно, — ответил я.
Витя деликатно отошел в сторону. Дела прокурорские его не касались. Хотя кто это знает, где они кончались и где его, Витины, дела начинались.
— Только что звонил мистер Реддвей, — сказал Костя. — До вас почему-то он не мог дозвониться. Ему интересно, будет ли на этом приеме шейх Джамиль ибн Фатали из Арабских Эмиратов. И если будет, с кем он станет вести беседы и на какой предмет. Ты понял?
Вопрос как раз был не ко мне. Вопрос был к Солонину. С его запредельной техникой подслушивания чужих разговоров.
— ...Тут еще Слава рвет у меня трубку, тоже хочет что-то передать, — сказал Костя.
Я подозвал Витю.
— Нас не могут прослушать? — спросил я.
— Только через стены. Но пока «жуков» я не обнаружил. Думаю, нас это еще ждет.
— Борисыч! — радостно закричал Слава. — Здравствуй, родной! Ты там без меня пей осторожно! Ихний мартель — коварная штука. У меня к тебе задание есть. Присмотрись там к нашим землякам — братьям Русым, ты понял меня? Говорят, они там в Баку, у вас. И то же самое — с кем пьют, с кем уединяются. Ну ты слышал, наверное, нефтяные короли. А прежде занимались редкоземельными металлами. Ты понял?
Он орал, не давая мне вставить слово, причем, наверное, ощущал себя великим конспиратором.
— А как я их, по-твоему, определю? — спросил я.
— Ну как можно вычислить русского человека на междусобойчике далеко от родины? — спросил он. — Не мне тебя учить, Борисыч... Думаю, это наши с тобой клиенты, проще говоря. Пока не знаю, но что-то подсказывает.
Мне сейчас подсказывало, что Слава элементарно пьян. Но я знал эту его особенность — изрекать что-нибудь дельное именно в подпитии, когда на него словно нисходит озарение.
— Они везде ходят вдвоем, телохранителей за собой не водят... — продолжал Слава. — Да, один, старший, Костя, лысоватый, а те волосы, что есть, сзади стягивает пучком. И наверняка они будут в мятых пиджаках. Очень хорошо последи за ними, понял? Ну, целую!
— Целую, — ответил я и вложил трубку в ладонь Вити. — Ты что-нибудь понимаешь?
— А что тут понимать? — пожал он плечами. — Сюда со всего мира съехалась всякая шушера. Самед был прав. Житья они тут никому не дадут. Но так даже интересней. Вам не кажется?
7
Алекпер, сын Президента Азербайджана, лежал на теплом песке пляжа в Акапулько и смотрел сквозь солнечные очки на восходящее солнце. Он до сих пор не мог поверить в случившееся. Так быстро его схватили, увезли, загрузили в самолет, вкололи какой-то наркотик, посильней того, к которому он привык со студенческой скамьи.
И вот он здесь. В Акапулько. В далекой Мексике, о которой когда-то мог только мечтать. Такое впечатление, что похитители знали о его заветном желании отдохнуть и поразвлечься по другую сторону Атлантического океана. И учли это, разрабатывая свой план.
Кому он говорил о своем желании? Разве что Деларе. Но она не могла его предать. Кому еще? Отцу после откровенного разговора...
Отец говорил, что пора бы заняться каким-то делом. Что ему нельзя так дальше жить. Все в городе только и говорят о похождениях его сыновей. Что Делару придется забыть...
Как ее забудешь. Если и сейчас она буквально стоит перед глазами: он видит ее смеющийся рот, ощущает прикосновение ее груди... Плевать на карьеру, плевать на красоты Акапулько, если ее нет рядом.
Его похитители говорят то же самое, что и отец: плюнь и забудь! Ты посмотри, какие здесь девушки! И они правы: девушки здесь необычайно хороши и податливы. Даже слишком податливы. Им не хватает гордости и нежности Делары, ее обаяния... Не получится из меня государственный деятель, как о том мечтает отец. Из Рахима, младшего брата, тоже не получится.
Другая среда, другое воспитание... Только Самед, троюродный брат по линии отца, еще интересуется политикой. И кажется, имеет на то основания... Его надо было похищать. С ним вести разговоры, его шантажировать. На меня где сядешь, там и слезешь... Но как бы им не пришло в голову точно так же похитить Делару. Это бы подействовало сильнее и сделало бы его куда сговорчивее. И они, кажется, начинают что-то понимать. А то каждый вечер допоздна, сменяя друг друга, уговаривают, угрожают, стращают... Какие-то дебилы. Им не понятно, что можно кого-то безоглядно любить, пусть даже чужую жену.
Мечтать о ней. Слышать ее голос, делая при этом вид, что слушаешь их. А эти, простые русские парни, закончившие в свое время ПТУ, ничего не понимают. Усвоили только, что все на свете лабуда и твое только то, что смог взять силой. Пусть банк, пусть строптивую девицу, пусть сына Президента суверенной страны. Один из них, Андрей, от которого вечно пахнет местной водкой, текилой, говорит мало, больше смотрит и совсем не доверяет... Хотя куда тут убежишь от них?
Как и в России, на Урале, по их словам, у них здесь все схвачено, все куплено... И похоже, не хвастают. В этом заливчике со всеми здешними коттеджами, ресторанчиками и массажными кабинетами, не говоря уже о спасательной станции с моторными лодками, дельтапланами и парапланами, все смотрят им в рот. Скорее испуганно, чем подобострастно. Наверное, их не столько купили, сколько запутали эти бывшие пацаны откуда-то из-под Свердловска, прожившие детство в коммуналках рабочей окраины, и вдруг в один прекрасный момент увидевшие мир во всем его красочном многообразии. Не такой ли стимул сработал в свое время для бедных сицилийских парней, высадившихся в свое время на Брайтон- Бич? Все на свете можно взять, если постараться. Если приложить силу тех, кому нечего терять, к тем, кому терять есть что.
— Послушай, Алик, — лениво сказал лежащий рядом второй охранник по имени Серега. — А если мы привезем к тебе сюда твою мадам? Говорят, она старше тебя, это правда?
Алекпер промолчал. Ведь привезут! Похитят нагло, грубо, схватят, изломают, засунут в багажник... А у нее больное сердце, она не выдержит...
— Тогда и разговора не будет, — ответил Алекпер.
— А его и сейчас нет, — приподнялся на локте другой охранник — Андрей. — А это ты, Серега, придумал самое то. Привезем ее сюда, раз такая любовь... Ты хоть ее видел?
— Видел, — зевнул Серега. — Актриса. На афишах видел. Фигура что надо. Как она в деле, а? — ткнул он в бок Алекпера. — Груди-то, сиськи, прямо колышутся, а? Тот старичок се, ну из министерства, не тянет, поди? Знаешь, как у нас говорят: на такой батон твой ножичек маловат будет. Я не про тебя, твой в самый раз, я про ее мужа.
— Перестань, — сказал ему Андрей. — Значит, Алик, не желаешь? Ну как желаешь. Только счетчик-то стучит. Сколько нам еще на уговоры осталось?
— Четыре дня, — ответил Серега, переворачиваясь на спину.
Местные уже перестали удивляться этим загадочным русским, загорающим втроем с утра до вечера. Если бы не требовали себе каждый вечер по новой девушке, можно было бы подумать, что это трое голубых, в своем роде любовный треугольник, в котором двое светловолосых спорят из-за третьего, черноголового, которому здешние втайне сочувствовали. Но даже самые любопытные не старались к ним приблизиться, зная их свирепый нрав, и только гадали, о чем они постоянно говорят, в чем убеждают симпатичного и такого грустного парня с темными курчавыми волосами.
