Подождем. С этим — подождем. Нынешним вечером он будет ей мужем, и она получит от него все, что способна хотеть женщина от мужчины. Но в данный момент Бутраков для нее — партнер, владеющий некоей информацией, и все, чего она хочет в данный момент — получить информацию.
— Борик, — отстраняясь от щекочущих прикосновений Бутракова, прошептала Маргарита Николаевна, — а ты узнал, что я тебя просила?
— Какая ты корыстная, Марочка, — гигантским котом-баюном промурлыкал Бутраков, пододвигаясь к жене вместе с пуфом.
— Борик, ну ты же сам деловой человек, нам легко друг друга понять…
— Мара, нутыже выпей еще вина. Хорошее ведь, а, винишко? Ты только представь, сколько я коньяка вбухал в областную администрацию, прежде чем они раскололись, кто стоит на твоем пути!
В заплывших жиром глазках Бутракова юлило и искрилось приветливое лукавство. Он скажет, ну конечно, скажет, что за люди ставят палки в колеса «Подмосковью-агро», — куда он денется. Но сначала предпочитает помучить, подразнить. Его всегдашняя манера обращения с женой, как и с конкурентами! И, поддерживая игру, Маргарита Николаевна застонала:
— Бо-орик, какой же ты недобрик! Давай поскорей покончим с этим вопросом и расслабимся.
— А ты сейчас расслабляйся, Марочка. Чего тебе не хватает? Драгоценный муж рядом, вино ароматное, еда превосходная… Положить тебе уточки?
Маргарита Николаевна с энтузиазмом накинулась на шафранно-желтый фрагмент утиного мяса с гарниром из пестрой смеси овощей — кажется, там преобладали баклажаны; одернув себя, принялась есть медленно, тщательно пережевывая, надолго задерживая пищу во рту. Она постоянно ловила себя на этой нехорошей жадности — и мысленно укоряла: это же просто неприлично так набрасываться на еду! Доводы разума не помогали: стоило только Ганичевой, даже не будучи голодной, увидеть перед собой тарелку, полную аппетитного содержимого, она ощущала дикий нутряной позыв опустошить ее целиком и хлебом подлизать донце. Отсюда и проблемы с весом, ничего удивительного.
«Когда у меня это началось? — допрашивала она себя. — В молодости я ведь ела, как птичка: мама постоянно напоминала, что для того, чтобы хорошо учиться, мозгу нужны калории. Одолеть тарелку супа целиком — это был для меня подвиг… Бизнес — вот в чем загвоздка! Все началось с фирмы — именно тогда я начала есть больше, чем требуется. Бизнес меня сделал жадной. Бизнес меня приговорил к постоянному щелканью челюстями. Бизнес меня научил хватать то, что само в руки идет — а то потом не будет… Бизнес, все бизнес!»
Но, вопреки этому саморазоблачительному диагнозу, Маргарита Николаевна не собиралась расставаться с бизнесом. Без него она, допустим, была бы на пять — десять килограммов худее и, опять-таки допустим, в десять раз счастливее, но такое счастье ее не прельщало. Разве станешь счастливее, расставшись с собой? А «Подмосковье-агро» — это она. Та же самая она, только опредмеченная, овеществленная в документах и сельскохозяйственных угодьях. И — проклинайте ее, зовите Щучкой, хищницей, как угодно — разве ее деятельность, пусть иногда с нарушением нелепых российских законов, не приносит великолепных результатов?
— Понимаешь, Борик, — после двух бокалов вина и утки с пюре из баклажанов Маргарита Николаевна в самом деле расслабилась и стала разговорчивой, — на Подмосковье ведь жалко смотреть. Даже хотя бы когда едешь на машине мимо деревень, — до чего противно, что все вокруг такое серое, заброшенное, сплошные развалюхи, горы мусора, кое-где чахлая зелень… Земля из рук вон плохо используется! Хорошо еще, если процентов на тридцать, а то бывает и меньше. Если за все это взяться по-настоящему, земля перестанет быть убыточной, начнет приносить прибыль. Но только нужно все изменить, понимаешь, всю систему! Вместо колхозов — фермы, техника должна быть принципиально другой… С колхозными алкоголиками это невозможно. Они от рождения потребители. Они привыкли смотреть в рот государству, а чтобы приложить руки к своему обеспечению, — да они скорей помрут! Нет, надо все ставить на новые рельсы…
— Мара, ты у меня умная, как Эйнштейн и Збигнев Бжезинский, вместе взятые, — посмеивался Бутраков. Его масленые, румяные, лоснящиеся от жирной пищи губы потянулись к губам Маргариты Николаевны, но та успела отпрянуть. Ей очень хотелось отпрянуть грациозно, но не удалось, и она едва не рухнула с пуфика, отсутствие спинки у которого начинало ей здорово досаждать.
— Борик, нет! Рано, шалунчик. Сначала ты мне скажешь, что за такой-сякой обработал областных бюрократов, которые теперь ворожат ему, а не мне.
Шумно вздыхая, словно поддался давлению превосходящих сил (снова наигрыш), Бутраков отправился за своим портфелем, таким же полным и глянцевитым, как он сам. Долго копался, извлекая оттуда одну бумагу за другой. В это время Маргарита Николаевна, облокотясь на стол, без стеснения воздавала должное искусству кудесника из парижского «Максима». Ее желание исполнялось, и она подкрепляла миг душевного торжества телесным удовольствием.
— Вот, Марочка, твой Борик раздобыл тебе письмецо. Почитай, гусенька, комментарии излишни.
Зеленые глаза Маргариты Николаевны дотошно забегали по строчкам. Быстрее, быстрее, еще быстрее… в преддверии неизбежного имени… Стоп! Ганичева передернулась, словно наступила на колючку босой ногой в ночной темноте. Что-то неожиданное подкарауливало ее в этой бумаге — более того: что-то, чего она никак не могла ожидать. Выражение лица у нее стало, словно у ребенка, которого зло и незаслуженно обидели… Видно, что первым ее порывом было отбросить бумагу, может быть, разорвать. Но она продолжила чтение, пересиливая себя.
— Спасибо, Борик, — отложив документ, произнесла Ганичева так, словно бумага принесла ей не боль, а удовольствие. — Я всегда знала, что ты единственный человек, на которого я могу положиться.
Бутраков, без ложных сомнений, кивнул. Он тоже так считал. Он считал себя одним из немногих в мире людей, на которых можно положиться.
— Дочитала, Марочка? Ну и ладно, не думай больше об этом. Люди приходят и люди уходят, как говорится… Вставай: на этих мешках сидеть — спина устает. Перейдем-ка лучше в постельку…
Деловые отношения: секс в обмен на информацию. Снова бизнес. Всюду бизнес. На этот раз, по крайней мере, медово-сладкий бизнес…
Маргарите Николаевне секс с мужем доставлял удовольствие. Как правило. Но не сегодня. Мелькнувшего во время ужина полового возбуждения как не бывало, давление объемистого бутраковского живота на ее переполненный желудок вызывал дурноту, казалось, ее вот-вот стошнит. А нужно было еще, терпя тяжелую бегемотовью возню мужа, истомно стонать, вскрикивать, притворяться: не получив ожидаемой реакции со стороны своей Марочки, муж мог после спросить, в чем дело. А Маргарита Николаевна не имела права сейчас говорить, в чем дело. Ни кому-либо другому, ни — тем более — ему. Потом, рано или поздно, возможно, возникнет такая ситуация, что придется сказать. Но сейчас вокруг имени, названного в переданном письме, и вокруг жизненной эпохи, которую символизировало для нее это имя, простиралась стеклянная зона молчания.
