Лежащий подумал, что дело не так уж плохо: за ним установлено круглосуточное наблюдение, из-за стекла на него смотрит медсестра… Но как раз в этот момент рыжая медсестричка, которой окончательно наскучили и дежурство, и украдкой читаемый из-под истории болезни учебник, глубоко зевнула и уронила голову на скрещенные поверх стола, как у прилежной ученицы, руки. «Я только минуточку, — надо полагать, умоляюще сказала она себе, — одну только минуточку подремлю, нет, даже просто прикрою глаза, а спать не буду, а то свет лампы очень уж надоел…» Но потребности молодого, здорового организма берут свое, и спустя полминуты со звуком металлических легких смешалось ровное сонное дыхание рыжеволосой девушки.
Лежащий, догадавшись, что в лице медсестры лишился единственной защиты, нырнул в ужас, даже намек на который ранее ему не приходилось испытывать в самых сложных ситуациях. Ну да, совершенно верно, тогда он был здоров, на своих ногах, его легкие сами по себе исполняли будничную работу дыхания, в его распоряжении был мозг, нафаршированный юридической премудростью, и связи с людьми, которым был нужен он и которые поэтому были рады оказаться нужными ему… Сейчас он был наг и уязвим. И он заторможенно прислушивался к шагам, которые приближались к его палате. Наступал критический момент всей его жизни. Ему хотелось плакать, хотелось попросить прощения у всех, кого обидел, кому перешел дорогу, — а ведь этот список был так длинен, что на извинения и суток не хватило бы… Ему хотелось, чтобы жена вдруг оказалась рядом, перенесясь каким-то чудом от своего широкоэкранного телевизора. Он сказал бы ей, что со студенческих времен любил ее, только ее одну, а бесконечные любовные интрижки с глупенькими куклами Барби и девочками-манга — это все было вследствие отчаяния, из-за ее равнодушия к нему, законному супругу, для того, чтобы вызвать с ее стороны хотя бы ревность… Пусть это была и неправда, в данный момент он мечтал, чтобы она услышала, поверила и после — когда все закончится — не вспоминала о нем плохо. «Не поминайте лихом» — какое простое и какое невыполнимое пожелание…
Но что это? Какое облегчение: шаги остановились. Фу-у! Того, кто нес ему (теперь это ясно вырисовывалось) смерть, кто-то о чем-то спросил. Тот ответил. Может быть, его остановят? С заледеневшими слезами, которые все равно не пролились бы из пересохших глаз, лежащий молил: остановите его, арестуйте его! Он убийца, он враг! Неужели это непонятно? Оказывается, непонятно: диалог шел в мирных, спокойных тонах. Потом встретившиеся разминулись: один пошел в свою сторону, другой — убийца — в свою. Туда, куда двигался раньше. Намеченным курсом, не отклоняясь ни на один галс.
Контракт, пришло в голову лежащему. Конечно, контракт. Который он заключил неизвестно когда, неизвестно с кем… Нет, как раз «с кем» — известно: с той, которая отнимает жизнь. Существовала вроде бы и другая, не менее могущественная фигура — не «она», а «он», но такой же сильный и беспринципный. Почему тот, кто поплатился за эти шахматные комбинации половиной своего мозга, стал на сторону одной фигуры, помогая ей бороться против соперника, который был ничем не лучше ее, лежащему сейчас было неясно. Он даже не мог представить себе их лица — их человеческие лица, имеется в виду. Но разве у них — человеческие лица? Не иллюзия ли это? Когда лежащий пытался вспомнить обстоятельства, которые привели его к смерти, ему представлялась какая-то зловещая чепуха… Аквариум. Нуда, скорее всего, это был аквариум, но очень вместительный, похожий на эту палату с одной стеклянной стеной, только там все стены были стеклянные. В аквариумах обычно делается подсветка, чтобы наблюдать за жизнью рыб, и здесь кое-где горели лампочки, но очень редкие, напоминавшие слабые фонари среди густой ночной листвы и оставлявшие огромные неосвещенные пространства. В этих пространствах что-то клубилось, там кипела какая-то борьба, взметывались то хвосты, то плавники, вылетали обрывки водорослей и скелеты мелких рыбешек, время от времени выползала расходящаяся сигаретным дымом струйка, на свету приобретающая красный цвет. Все это было гнусно и страшновато, но по-своему интересно, и он прилип лицом к стеклу аквариума, силясь поподробнее обозреть, что там творится в темноте. И вдруг отпрянул! Прямо на него с другой стороны стекла ринулась разверстая пасть. Ну и морда, одни зубы! Окровавленные, вот и кусок непережеванного мяса застрял между передними клычищами. С такими челюстями невозможно договориться. Можно отсрочить свою смерть, но все равно рано или поздно до тебя доберутся. Тебя сжуют…
«Меня сжуют», — испытывая смертную тоску, сказал в глубине своего поврежденного мозга лежащий, когда дверь в палату открылась, пропустив шаги, несущие уничтожение. Собирая последние силы, он послал мысленный импульс медсестричке, которая спала, разметав рыжие волосы, — зеленая шапочка свалилась во сне. И достиг цели: девушка, вздрогнув, приподняла голову. Какую-то долю секунды лежащий торжествовал победу. Он выиграл! Его не убьют!
Рыжая девушка, которую звали Алла, приподняла голову. Ее затуманенные нездоровым, при электрическом свете, сном серые глаза, привычно обращенные в сторону стеклянной стены, вобрали образ человека в белом халате, склонившегося над койкой тяжелобольного. «Врач в палате, значит, все в порядке», — сигнализировало профессиональное сознание, и Алла снова уронила голову на стол, подмостив зеленую шапочку под щеку. Проснувшись окончательно, она и не вспомнит обстоятельств этого мимолетного пробуждения.
А окончательно проснулась Алла чуть позже, после того, как дверь в отдельную палату снова закрылась, и шаги, на этот раз удаляющиеся, затихли в гулкой дали коридора. Аллу разбудил не какой-либо резкий звук, ее разбудила тишина. Тишина, в которой больше не слышалось шумного металлического дыхания искусственных легких.
АНДРЕЙ АКУЛОВ — МАРГАРИТА ГАНИЧЕВА. ПОЕДИНОК ВЗГЛЯДОВ
Из недавнего прошлого
«Вот так страхолюдина!» — послал мысленный комплимент Акулов в сторону собственного адвоката. Точнее, адвокатши, или, как их там, адвокатессы, поскольку право представлять интересы своей фирмы в Арбитражном суде Андрей Васильевич доверил женщине. Но не потому, что он изменил свое мнение относительно женского ума и деловых способностей, — ни боже мой! Выбор был обусловлен тем, что в суде предстояло бороться с мадам Ганичевой, а кто же лучше справится с этой стервой, как не другая стерва? Это мужчины по старой глупой привычке, уцелевшей от времен неравноправия, деликатничают со слабым полом, а женщины, нежные голубки, давно отученные ворковать, колошматят друг дружку так, что пух и перья летят по закоулочкам. Ничего, справимся! Погоди, Маргарита, вспомнишь ты, как спорить с самим Акулой!
Что касается профессиональных качеств адвокатессы, Андрей успел оценить железную бульдожью хватку этой волевой крашеной блондинки 55 лет. А вот то, что физиономией она тоже напоминает бульдога, не слишком ему нравилось. На женщину должно быть приятно смотреть, это повышает ее шансы на успех, в том числе и в суде… Однако, с другой стороны, если представить, что адвокат все равно что солдат, то своим личиком она очень даже способна устрашить потенциального противника. Особенно когда рассвирепеет.
В данный момент адвокатесса не проявляла свирепости. Наоборот, получив слово, она, как обычно, стала выдержанна и холодна. Голос ее звучал ровно, словно голос учительницы, рассказывающей младшеклассникам, что «жи» и «ши» всегда пишется через «и», — одно из немногих правил, вынесенных Андреем Акуловым из школы. Адвокатесса говорила так, словно вещала очевидные истины, оспаривать которые бессмысленно. Судьи, точно младшеклассники, обязаны были согласиться, подчинясь этому неагрессивному, но непреклонному напору. Андрей Акулов на своем месте одобрительно кивал.
