Маргарита Николаевна вздохнула. Напрасные надежды! Сегодня она уже не имеет права на наивность. Давняя любовь, совместные воспоминания — все эти уси-пуси могли бы растрогать кого угодно, только не Андрея. В том, что касается бизнеса, он был и, судя по всему, остался зверем. И не только в том, что касается бизнеса. Рентгеновский снимок Маргариты Николаевны до сих пор свидетельствовал об этом достаточно красноречиво.
А если возникнет новое любовное приключение, пикантное обострение давно угаснувших чувств? В конце концов, не так уж она плоха: слегка располнела, что правда, то правда, зато регулярно посещает косметолога, следит за волосами и ногтями, на лице — ни морщинки… Для женского самолюбия Маргариты Николаевны был бы лестным такой вариант. Однако умение просчитывать варианты, столь часто выручавшее ее, подсказывало, что эта линия нападения — проигрышная, рассчитывать на нее не следует, чтобы не унизить себя.
Остался у нее и еще один козырь — незадействованный. Тот, который она в том незабываемо жарком месяце унесла в животе от Андрея, так и не сказав любимому, что он — отец… Но логика просчета вариантов трезво выдала, что, если бы Андрей тогда и знал о будущем ребенке, это не удержало бы его от побоев. И если он до сих пор не обзавелся детьми, значит, он в них ничуть не нуждается.
Но тем не менее попробовать стоило. А вдруг?
АЛЕКСАНДР ТУРЕЦКИЙ И СТРАННАЯ ПАРА. ПЕРВОЕ СОПРИКОСНОВЕНИЕ
В первый раз Турецкий увидел их на выезде из двора здания Генпрокуратуры. Точнее, тогда он не называл их этим многозначительным словом «они» и уж подавно понятия не имел, что «они» сыграют важную роль в недавно открывшемся этапе его жизни. Садясь в машину, он думал о запутанных подмосковных тяжбах, а еще о том, что солнце светит совсем по-весеннему, но не греет ни хрена, а значит, зима, как и в прошлом году, затягивается. Определенно погода сошла с ума! Но глаза его при этом оставались глазами следователя, то есть машинально подмечали и фотографировали все вокруг: ряд заползающих на тротуар автомобилей, старушку, которая, покачнувшись на льду, едва не потеряла целлофановый пакет с изображением тигра и надписью «Animal Friend» (тигр — друг человека, что-то в этом роде)… И — их. Эту парочку — потому что очевидно было, что этих людей свела вместе не случайность, а необходимость… Личная? Или профессиональная? Об этом Турецкий поразмыслит на досуге. Позже. А сейчас он про себя отметит, что, вопреки современному прикиду, в парочке есть что-то явно устарелое, в стиле ретро, словно они сбежали со страниц журнала «Советский экран». Может быть, это ощущение порождали тонкие, тщательно подбритые параллельно губам усики мужчины? Он был брюнетом, с гладко зачесанными на косой пробор глянцевыми волосами; глаза узковатые, нижние веки — неприятно набухшие, словно под них вставлены желтовато-белесые валики. Одет в длиннополое черное пальто, шея обвязана пижонским белейшим шарфом, кисти на концах которого выглядывают где-то на уровне колен. Перчатки, брюки, теплые ботинки — все черное, щегольское. Также элегантно выглядела его подруга — блондинка, к которой первым делом привлекал внимание узел светлых волос на ее затылке, над самой шеей. Помнится, во времена молодости Александра Борисовича такие узлы женщины сооружали, прикрепляя под волосы консервную банку, и он невольно задался вопросом, насколько продвинулась технология подобных причесок с пятидесятых — шестидесятых годов — данный узел размерами скорее соответствовал пластмассовым коробкам, в которых продают компьютерные диски. Коричневая дубленка до пят со светлой меховой оторочкой обрисовывала все изгибы высокой тонкой фигуры. На ногах — остроносые сапожки с узорами. Мгновенно, с отработанной долгими годами пристальностью, Турецкий вобрал в себя все подробности внешности этой парочки, чтобы в следующую минуту выбросить ее из головы. Требовалось следить за дорогой: тучи машин в центре столицы не позволяли расслабиться.
Немало у Александра Борисовича было и других поводов поразмыслить. Некоторое время назад он докладывал Косте Меркулову о небезынтересном досье, которое собиралось у его группы против «Русского земельного фонда». А сегодня Костя заговорил об этом сам. И как заговорил!
— Саша, у тебя есть доказательства криминальной деятельности «Русского земельного фонда» и других?
— Прямых? Пока не получил. Так, наметки… А что, Костя, они появились у тебя?
Константин Дмитриевич вздохнул. Очень немолодой человек. Очень опытный. И очень, очень усталый.
— Мафия — это сращение криминальных и властных структур, — изрек он, словно бы и не обращаясь к Турецкому, пристально глядя перед собой в пустоту. — И властных! — повторил он, поднимая указательный палец, точно восклицательный знак. — Не хочу тебя пугать, Саша, но я ощущаю на себе давление, вызванное твоей прокурорской проверкой. Колоссальные деньги лежат в земле Московского региона, и кому-то очень не хочется, чтобы ими пользовались честно… Как твой друг, я обязан тебя об этом предупредить. Как твой начальник, я заинтересован, чтобы твоя бригада работала с полной интенсивностью. Эти ушлые земельные олигархи не уймутся, пока мы их не остановим.
— А что же «Русский земельный фонд»?
— Да… так что же «Русский земельный фонд»?.. Один из многих. Но я доверяю твоему чутью. Боюсь, первые признаки давления я обнаружил, когда ты доложил мне о деятельности этого фонда. Если это так, Андрея Акулова следует разоблачить как можно скорее.
Турецкий не сказал Косте Меркулову, что с «Русским земельным фондом» связано еще некое негладкое обстоятельство, которое непонятно как трактовать. В своем противостоянии с фирмой «Подмосковье-агро» как раз Акулов во всеуслышание заявил, что его травят, на него оказывают давление. В доказательство этого Акулов привел тот факт, что его адвокат Елизавета Карева бесследно исчезла накануне очередного слушания дела в Арбитражном суде. Надо выяснить: исчезла адвокат Карева или нет, а если и впрямь исчезла, то что с ней случилось? А то как-то сомнительно выходит, словно в старом анекдоте: то ли он украл, то ли у него украли, но в любом случае репутация подорвана…
Обо всем этом и думал Александр Борисович за рулем своей машины. А вот о своеобразной ретропарочке, мелькнувшей перед его глазами, совсем не думал.
АНДРЕЙ АКУЛОВ. ОРИГИНАЛЬНАЯ ТОЧКА ЗРЕНИЯ НА СТЕРВ
Насколько же все-таки отличаются друг от друга мужчина и женщина! В самом деле, поверишь досужим журналистам, которые пишут, что существа эти — с разных планет… У Маргариты Николаевны Ганичевой, едва она услышала имя Андрея Акулова, сердце рухнуло куда-то вниз, блаженно, страдальчески и обмирающе. Что же касается виновника этих давних, но незабываемых девических переживаний, он едва мог вспомнить, перебрав длинный список своих кратко— и долговременных подруг, кто такая Маргарита Ганичева. А когда наконец вспомнил, скептически хмыкнул: а, Рита, с которой он жил на проспекте Мира возле ВДНХ! Следовало ожидать, что с возрастом из нее образуется первоклассная стерва: она и тогда, даже уверяя, что любит, что дышать без него не может, проявляла задатки стервозности. Но, в общем, это не тот противник, которого нужно принимать во внимание. Тогда он с ней справился, едва она посмела сесть ему на голову, справится и теперь. В том, что основная цель Риты Ганичевой заключалась в том, чтобы сесть ему на голову, он не сомневался: а чего же еще эти женщины хотят от мужчин? Все разговоры о любви, о верности — всего лишь изощренное средство, чтобы привязать мужчину к себе. Зачем им это? Все затем же, чтобы заставить мужчину на себя работать и обеспечивать свои прихоти. Они же все страшно ленивые и корыстные. А если работают, то только для того, чтобы показать, какие они незаменимые, как у них благополучно продвигается карьера, чтобы опять-таки взять над мужчиной верх. Потому что их главное желание — власть над мужчиной. Исподволь или грубо, мытьем или катаньем, но сделать так, чтобы она была в доме царицей, а мужчина вилял перед ней хвостом и приносил в зубах зарплату и домашние тапочки. Врут те, кто говорят, что семья — место отдыха: семья — это поле боя! Зазеваешься — башку на хрен оторвут. Поэтому надо не зевать, постоянно держать ухо востро, своевременно окапываться и обзаводиться бронежилетом. Ну а если уж средства обороны не помогают, приходится ввязываться в ближний бой… Этим премудростям Андрея научил отец, Василий Савельевич. Не словами — этот кряжистый рабочий, перебравшийся в столицу из сибирского Красноуфимска, не был спор на слова, — а исключительно собственным примером. Тем, как он держал в кулаке женщин — мать Андрюши и его старших сестер. Постоянная ровная строгость — вот был его принцип. Члены семьи занимали свои раз и навсегда отведенные им места — сидели на этих местах, точно дрессированные тигры на цирковых тумбочках или, лучше сказать, тигры в клетках. Пока ты в клетке и смирно себя ведешь, тебя никто не трогает, ты имеешь право на бесплатное питание. Если беспокоен, бьешь себя по бокам хвостом, грызешь прутья или, того хуже, пытаешься подцепить лапой защелку, на которую заперта снаружи дверь клетки, — лишаешься питания. В самых тяжелых случаях получаешь по морде. Андрей Акулов неоднократно наблюдал, что отцы его однокашников и взрослые соседи по рабочему общежитию — клоаке, пропитанной запахами неисправной канализации и нездоровой кухни, завешанной стираным-перестираным тряпьем — дерутся, когда пьяные. Это лишало их права на мужественность в его глазах. Отец, Василий Савельевич, если выпивал рюмочку с устатку, рук не распускал: настоящие мужчины пьют для удовольствия, а не затем, чтобы демонстрировать дурацкую, как у петухов, боевитость. Свои показательные возмездия осуществлял всегда в трезвом виде, отдавая себе, так сказать, полный отчет. Дурищи эти, сестры Андрюшкины, после того, как натворят чего-нибудь, прятали синяки под длинными рукавами кофт, наглухо застегивали верхние пуговки. А мамашу два раза отвозили в больницу. Но она на Василия Савельевича не жаловалась. Нет, не жаловалась. А на что жаловаться? Ну, поучил супруг уму-разуму, разве же это повод, чтобы вмешивать милицию в семейную жизнь! Мамаша семейную жизнь понимала правильно, в отличие от тех прошмандовок, которые чуть что — в партком. Правда, и стерва была порядочная. Всякая женщина — стерва. Учи ее, учи, даже к старости не выучишь.
