Эта чертовка вздрогнула, изогнулась, снова вскинув обе руки к прическе, — для того, наверное, чтобы скрыть свое смятение. И это позволило Турецкому спокойно вынуть руку из-под стола. Даже почесать указательным пальцем кончик носа.
— Опасный, между прочим, эксперимент, — с улыбкой, негромко произнес он, прикрывая рот ладонью.
— Да? Ну, извини, — почти выдохнула она. — У нас тут если и есть врачи, то они способны облегчить разве что страдания мужиков.
— Ты красивая, вероятно, поэтому и нет нужды заниматься опасными поисками. Помнишь, кажется, в «Коньке-горбунке»: ты свистни, себя не заставлю я ждать, так?
Она посмотрела ему в глаза пристально, подмигнула и сказала, словно с укором:
— Обязательно надо свистнуть? А так уже и непонятно? — и, вдруг наклонившись ближе, произнесла почти зловещим шепотом: — Я тебе эту Верку еще хорошо припомню… Массаж ему… Ты и понятия, вижу, не имеешь, что такое настоящий массаж, мальчик…
Турецкий почувствовал, что неудержимо краснеет, и громко засмеялся, закрыв лицо ладонями, чем, естественно, сразу обратил на себя внимание. Продолжая смеяться, сказал Валерии:
— Нет, ну так рассказывать я, пожалуй, никогда не научусь! Ай, умница!
— Что? Что? — раздались голоса. — О чем у вас речь?
— Чудный анекдот!
— Расскажите и нам, Лера! Ну, пожалуйста!
— Старик, что ты сделал с моей женой? — воскликнул и Игорь. — Кажется, ты вернул ее к жизни! Она смеется! И даже анекдоты рассказывает?! А с утра была мрачнее тучи! Ты у нас волшебник, старик!
Валерия действительно смеялась, закрыв лицо руками, подобно Турецкому. Отмахнулась от слишком настырных приставал.
— Потом расскажу…
Всем было отчего-то весело. Но только один взгляд смутил Александра Борисовича — взгляд его собственной супруги. В глазах Ирины Генриховны любой проницательный человек определенно прочитал бы жгучую иронию. Но таковых в данный момент рядом не было, что Турецкого отчасти и обрадовало. А тут за столом возникло решительное шевеление, народ стал подниматься, чтобы сделать, как говорится, «перерывчик небольшой», немного размять ноги, покурить, хотя никто себе не отказывал в этом удовольствии и за столом. Словом, щекотливая ситуация как-то развеялась сама собой.
Турецкий подошел к Ирине, Валерия куда-то отлучилась, возможно, по хозяйским делам. Позвала с собой и Ольгу. Та ушла недовольная.
— Ну как, тебе с ним не скучно? — поинтересовался Турецкий, кивая на довольного Игоря. — Еще не заморочил тебе голову своими сальдо-бульдо?
— Слушай, Турецкий, — притянув к себе его голову руками, сказала Ирина в самое ухо, — у меня такое ощущение, что лучше бы нам не оставаться здесь на ночь, а потихоньку отправиться домой. Как? Или у тебя возникли некие планы охмурения местных баб?
— Ирка! — возмущенно ответил Александр. — Можно подумать, что ты меня первый день знаешь! Да чтоб при тебе, да на твоих глазах! За кого ты меня принимаешь?!
— Шурик, не надо. Ты еще рот открыть не успеваешь, а я уже знаю, что ты собираешься сказать, вот так. А потом я же видела глаза Лерки. Она же вся истомилась от твоего соседства. Не надо быть свиньей, Шурик. И вообще, цени хорошее к тебе отношение… Господи, как вы, мужики, просто обожаете все вокруг себя портить! В общем, так, я сказала, а ты поступай по собственному усмотрению… Вот, кстати, и Игорь рассказал мне кое-что о своем предложении тебе. И я подумала, что, возможно, такой шаг позволил бы тебе снова ощутить себя на коне…
— А ты полагаешь, что я совершаю ошибку, продолжая работу в Генеральной? Это для меня новость, дорогая.
— Нет, я думаю совсем не об этом. Вероятно, каждый человек должен время от времени что-то менять…
— Женщин, к примеру…
— Турецкий, сейчас ты у меня получишь в глаз. И по мерзким твоим ручонкам — тоже! Я совершенно о другом. Ты никогда не будешь ни заместителем Генерального прокурора, ни самим генеральным, потому что не хочешь этого. Так что же, значит, достиг потолка? А тут тебе предлагают новую интересную работу, где с твоим опытом и знаниями…
— Мне все ясно, дорогая! Ты права, как прав и тот, кто тебе пел свои арии за столом. Я же не отказываюсь категорически, верно? Но подумать-то мне можно? Или и этот процесс вы хотите взять на себя? Смотри, как перестану думать, так пойду по бабам! Сама же и виновата будешь… Но ты другого не замечала… А это чрезвычайно важно.
— Что же именно пролетело мимо моего взора?
— А то, что большинство из здешних, по моим наблюдениям, полные импотенты. Или если еще не полные, то весьма перспективные в этом отношении. Так ты что же, и мне такой судьбы желаешь?
— Турецкий, по-моему, уж эта участь тебе не грозит никогда. По определению. Поэтому не забивай мозги чепухой, а думай о том, что у нас подрастает дочь, что я у тебя тоже хочу пожить на такой вот примерно вилле, поездить на острова, не отказывать себе в необходимом…
— Да, дорогая, — тяжко вздохнул Александр, — тут ты абсолютно права. И мой ернический тон не принимай во внимание. Просто я с этой публикой не могу разговаривать серьезно. Ты ведь не знаешь, а я-то знаю, что они не знают, что я знаю то, что знают обо мне они… Во выдал! Но и ты меня не выдавай, ладно? А я обещаю тебе подумать… Да, слушай, вы ведь плавали там, в бассейне?
— Я плавала, а какое это имеет значение?
— А Валерия, значит, на бережку сидела? Испортить прическу боялась?
— Тебе-то какое до этого дело, Турецкий? — подозрительно посмотрела на него жена.
— Нет, я просто подумал, что у них тут, наверное, личный парикмахер… на все случаи жизни…
— Вот именно, личный! — ядовито подтвердила Ирина. — Но меня теперь другое интересует. Почему это ты, супруг дорогой, замечаешь прически у кого угодно, кроме своей законной жены? Он ведь и мне, между прочим, укладку сделал сразу после купания! И бесплатно! Вот так! Такой симпатичный мальчик! И какой талантливый! А руки!.. Просто золотые!
— Ну да, конечно… Нет, то, что ты здесь самая красивая, это я сразу отметил, вот только сказать не успел. И вообще, если честно, куда им всем до тебя, дорогая!
— Ох, какой ты все-таки, Турецкий! И откуда у меня столько терпения?! Сама не понимаю…
— Вообще-то, по правде говоря, я тоже… с трудом понимаю…
9
Он прилетел неожиданно. Маленький, раскрашенный в оранжево-розовые, праздничные цвета самолетик высоко в небе, прямо над поселком, сделал круг и стал взбираться еще выше…
Но прежде чем он появился, в застолье тучей саранчи налетело младшее поколение. Раздался приближающийся оглушительный рев мотоциклетных моторов, он был слышен и раньше, но издалека, и потому на него никто и не обращал особого внимания. Молодежь развлекалась. На бордюре, как заметила еще раньше Ольга. А бордюр — это, оказывается, так у них тут называют кольцевую асфальтовую дорогу по внутреннему периметру кирпичной ограды. Есть и второй бордюр, он проложен с внешней стороны, но там они устраивать свои гонки не любят. Причину объяснил Игорь, когда сидели в парилке.
