Самой большой проблемой оказались всесторонне развитые интеллектуалы. При общении с ними Копчик начинал чувствовать свою убогость и серость. Ему казалось, что они специально читают книги, чтобы при удобном случае унизить его, и начинал взрываться, естественно, не достигая цели.
Однажды, еще во времена молодости, когда память о Сталине была свежа, после тяжелого разговора с одним софистом, сыпавшим именами и цитатами классиков марксизма, из которых следовало, что руководство страны ведет неправильную политику, Иван Силантьевич в припадке бессильного бешенства высказал своему начальнику крамольную мысль, что если раньше он относился к умникам с уважением, то теперь начинает их ненавидеть!
На что чудом выживший представитель старой гвардии хитро прищурился и, подойдя к полке, вытащил древнюю толстую книгу. Он положил ее на стол, и Копчик прочел: Шан Ян «Книга правителя области Шан».
Раскрыв на середине, начальник произнес:
– Самое знаменитое китайское проклятие: «Жить тебе в эпоху перемен», и знаешь почему? Оказывается, в Поднебесной были времена, когда столетиями ничего не менялось. Тогда был открыт основной закон стабильности общества.
Копчик пробежал глазами по подчеркнутым красным карандашом строкам: «Искусство управления страной заключается в умении удалять умных и глупых… чтобы одаренные не могли принести пользы, а бездарные вреда». Мгновенно все стало на свои места. Он понял свою роль и задачу органов в целом. После этого карьера круто пошла в гору.
И вот оказалось, что все было напрасно. Он понял, что приходит конец стабильности, когда к власти пришел человек, невероятным образом сочетавший в себе ум и глупость.
Теперь, на старости лет, мало того что никто спасибо не скажет, так еще и уколоть норовят. А ведь недалек день, не погнушаются и пнуть беззубого цепного пса.
Одновременно на часы посмотрел еще один человек. Он находился на даче Копчика и терпеливо ожидал возвращения хозяина. Бот мужчина не имел никакого отношения к литературе. Он давно бы ушел, но дело было важное, и гость принял решение подождать еще час.
4
Копчик стоял на дороге у столба с цифрой «три» на синем указателе. Бо означало, что ровно три километра было до села Охапково, в центре которого возвышался храм отца Пафнутия, и ровно три километра в обратную сторону, до дачного кооператива «Дзержинец», посреди которого находилась уютная дачка генерала. Он перешел на другую сторону дороги и стал голосовать, пытаясь поймать попутку до Охапкова. Несколько автомобилей промчалось в сторону участков. В обратном же направлении не проехало ни одного. Обычно было все как раз наоборот.
Внезапно остановился «пассат» соседа по даче. Тот вышел и прогудел:
– Что, Силантьич, в деревню собрался?
– Да, – чего-то застыдившись, промямлил Копчик.
– Какие могут быть у тебя дела в деревне? – удивился сосед.
– Да так, дела, – пожал плечами Иван Силантьевич. – Бабу одну надо навестить.
– Ну, гвардия! Вы даете! – восхитился сосед, добавив: – Я туда после трех на лесопилку поеду. Рамы для веранды заказал. Если терпит твое дело, могу подбросить.
Копчику предложение показалось весьма заманчивым, и он сел в автомобиль, помчавший его прочь от храма. Сердце, предчувствуя неладное, заломило. Однако просить водителя остановиться и высадить на дороге он постеснялся.
Поднимаясь по ступенькам, Иван Силантьевич опустил руку в карман и нащупал корпус диктофона. У него появилась новая мысль, и он, нажав на кнопку записи, открыл дверь на веранду и замер. Ему показалось, что в доме кто-то есть. Он осторожно вошел в гостиную и увидел молодого человека. Бо мог быть какой-нибудь друг писателя или курьер, но Копчику сразу стало нехорошо.
– Ты, собственно, кто? – пытаясь сдержать испуг, спросил Иван Силантьевич.
– Я? – переспросил молодой человек. – Сейчас объясню. Присаживайтесь. Разговор у нас будет долгий и тяжелый – для вас.
Хозяин дачи сел, словно был гостем, и произнес:
– Боюсь, долгого у тебя не получится.
– А я не боюсь, – ответил парень. – Мне времени хватит. Вот думаю, с чего начать…
– А ты начни с главного! С цели визита! – обозлился Копчик.
– Вы генерал КГБ Копчик? – спросил молодой человек.
– Ну! – кивнул генерал.
– Служили в Германии в семидесятых?
– Допустим, и что с того?
– Тогда я пришел за вами, – без эмоций произнес парень.
– Бред какой-то! – Копчик пожал плечами.
– Напротив, Виталий Покровский, сын генерала Покровского и Галины Ивановны, к вашим услугам, господин убийца…
5
Покровский!
Яркая вспышка в памяти высветила то событие, которое Иван Силантьевич старательно пытался забыть, стереть, но оно возникало, правда все реже и реже, и тогда что-то прямо-таки ухало под сердцем и становилось невозможно дышать…
И дело-то, Господи, о чем там говорить! Впервой, что ли, при его-то работе? А вот гляди ж ты… всплывало…
Был он в те годы, семидесятые, еще майором. Служил в Германии и скоро усвоил простую истину: Россию лучше любить на расстоянии.
Он дослужился до начальника особого отдела дивизии и, получив очередное повышение, был отозван в Москву и слонялся по коридорам Лубянки, которая никак не ассоциировалась у него с понятием «центральный офис, штаб-квартира, или альма-матер».
А при каждой встрече со своим непосредственным начальником, полковником Лесковым, не упускал возможности поныть относительно того, что устал без оперативной работы.
И вот Лесков вызвал Копчика и познакомил с капитаном Воронцовым из контрразведки. Приехавший только что из Германии капитан представил факты утечки информации за рубеж. Впрочем, они были не новостью, коллеги из Штази уже предупреждали о фактах предательства. Неожиданным же стало предоставление документов, из которых следовало, что предателем был ни много ни мало командир одной из дивизий генерал Покровский.
Еще лейтенантом этот Покровский поучаствовал во взятии Берлина. Лесков достаточно хорошо разбирался в людях, поэтому к подозрениям туповатого коротышки-капитана отнесся не слишком серьезно. Вот он и поручил Копчику проверить достоверность информации и, если она соответствует действительности, немедленно арестовать генерала. И сделать это максимально тихо.
Стосковавшийся по работе Копчик с ходу взялся за дело. А Воронцов стал убеждать коллегу в том, что арест все равно вызовет шум, уж слишком видной фигурой был генерал в местном масштабе. Да и в руководстве Группы войск пользовался определенным авторитетом. А свои – своих, как известно, не сдают. Копчик, не совсем понимая причину настойчивости капитана, все же заподозрил, что тут могло быть что-то личное. Однако Воронцов всякое личное отрицал категорически и исподволь подводил Копчика к мысли о том, что с арестом у них ничего не получится, а лучше просто убрать предателя, инсценировав его самоубийство.
