Маленькая развалюшка, доставшаяся от тетки в наследство, находилась в черте города Зарайска по красивому адресу: Кремлевский спуск, дом пять. Вид с чердака открывался на крутой берег Осетра. А за спиной возвышались древние кремлевские стены.
Они ничего не делали, просто гуляли по берегу речки. Юлия, глядя на открывавшуюся красоту, допытывалась:
– А почему у города такое странное название? Словно он где-то за раем?
– Знаешь, – рассказал ей Виталий, – существует много легенд. По одной из них с этой стены бросилась красавица княгиня, чтобы не достаться хану, когда осаждавшие татары пробили крепостную стену. Она разбилась. А вернувшийся с подкреплением князь нашел здесь лишь пепелище. Он отправился со своим отрядом по следу хана и бил его орду по частям до тех пор, пока не погиб, сразившись с самим ханом. Но успел нанести тому смертельную рану.
Почему-то Юлии в этот момент показалось, что тот герой и был теперь Виталию примером для подражания…
5
Незадолго до выпуска Виталий Покровский был зачислен в сборную на соревнования, которые должны состояться в Берлине. Он почувствовал, что наконец-то сможет найти ответы хотя бы на некоторые свои вопросы. Он ведь помнил, где служил его отец, даже дом, в котором произошла трагедия, видел как наяву. Значит, появилась возможность отыскать свидетелей. Но надежды оказались тщетными: в самый последний момент Покровского не пустили за границу.
Получая отказ, Виталий спросил у комитетчика:
– Вы-то хоть знаете причину?
– А ты не знаешь? – удивился куратор соревнований от первого отдела.
– Нет.
– На запросе написано, – разъяснил комитетчик, – что твои родители работали на западногерманскую разведку. И покончили с собой при угрозе разоблачения.
Покровский едва сдержался, чтобы не убить того на месте. И внезапно понял, что отныне он – изгой.
Он бросил институт и устроился преподавателем физкультуры в школе. Все преподавание сводилось к выдаче ученикам в начале урока мячика и запирании зала после занятий. Его не гнали из школы только потому, что на мизерную зарплату никто не соглашался. Виталию хватало на самое необходимое, а безделье его вполне устраивало. Даже несмотря на то что перед людьми начали открываться необозримые «рыночные» перспективы. И поехать в ту же Германию стало не сложнее, чем в допотопный Зарайск…
6
Однажды у пивного ларька Виталий разговорился со случайным собутыльником.
– Знаешь, кто я? – спросил тот.
– Ну?
– Я – пьяница!
– Вижу, – ответил Виталий.
– А чем отличается пьяница от алкоголика?
– Алкоголик – это безнадежный больной. А пьяница всегда может бросить пить, только у него для этого нет причины! – произнес Виталий. – Правильно?
– Ну, может, и да, – кивнул собеседник. – Вот, скажем, взять меня! Кто я был? Обыкновенный алкаш. В жизни ничего не видел, хлебануть бурды и забыться. И представляешь, меня находят какие-то немцы и говорят, что папаша мой, козел, бросивший семью, даже не разведясь, был еще и иудой. Короче, он являлся официально завербованным их агентом и погиб при исполнении своих шпионских обязанностей. А посему мне полагается пожизненная пенсия. За него, иуду. Каково?
– Ни фига себе! – присвистнул Покровский.
– Прикинь, я теперь хорошо питаюсь. Пью исключительно кристалловскую водку, моюсь и даже чищу зубы. А недавно снова бабу захотелось!
Виталий задумался и словно стряхнул пелену с глаз. Он вспомнил, что хотел только одного: разобраться, где – правда, а где – ложь. А судить родителей – это не по его части. Многое изменилось, и теперь стало известно, что кроме красной и белой правд было множество других, которые тоже имели право на существование…
Виталий задумчиво поставил недопитую кружку на деревянный ящик, застеленный газетой. Встал с поваленного несколько лет назад грозой дерева и пошел. Он бродил, машинально перескакивая через лужи на асфальте. Щурясь, подолгу смотрел на яркое, бушующее солнце. И все пытался что-то вспомнить, осознать, додумать какую-то важную мысль. Но в голове с трудом мелькали лишь невнятные проблески, словно тени забытых предков. Не за что было уцепиться. Слишком долго его мозг отдыхал, работая исключительно ради удовлетворения животных потребностей.
Виталий сделал последний шаг и остановился. Перед ним стоял импровизированный стол из ящика для бутылочной тары, накрытый старым выпуском газеты «Красная звезда», засыпанный рыбьей шелухой. Смутная догадка поразила молодого человека. Он поднял голову и огляделся. Бо было то самое место, с которого он ушел. Но пришел он с обратной стороны. Виталий вдруг понял, что он сделал полный круг по Бульварному кольцу и вновь углубился в знакомые трущобы. Да, у этого города есть кольцо! Да не одно!
Лавиной нахлынули воспоминания. Пелена с глаз спала, и Покровский удивленно огляделся и осознал, что ему вдруг захотелось жить, захотелось ощущений и впечатлений. Он страшно соскучился по любой информации. Покровский смахнул с газеты остатки пиршества и принялся жадно читать. Изучив содержание одной стороны, перевернул на обратную.
На первой полосе сообщалось: «Парк культуры и отдыха имени Горького достойно подготовился к ежегодной встрече ветеранов Великой Отечественной. Для удобства заготовлены таблички с номерами дивизий, развернуты полевые кухни, установлены дополнительные сидячие места. В парке будет звучать музыка военных лет и дежурить шесть автомобилей с бригадами „скорой помощи“…»
7
Он осознал, что не надо ехать ни в какую Германию. Достаточно было пойти в парк и попытаться найти сослуживцев отца.
Испугавшись, что может опоздать, Виталий бросился к первому попавшемуся человеку и задал вопрос:
– Сегодня какое число?
– Восьмое, – пожал плечами прохожий.
– А месяц? – прокричал Виталий, с ужасом осознав, что запутался даже во времени. – Месяц?
– Май! – усмехнулся, удаляясь, мужчина.
Виталий поехал домой. И остаток дня посвятил тому, чтобы привести себя в человеческий вид. Принял душ, побрился, подобрал из своего скудного гардероба самую приличную одежду и устроил небольшую стирку.
Спать Виталий лег пораньше, чтобы не проспать, но от перевозбуждения не смог сомкнуть глаз. Лишь когда стало светать, он уснул.
Проснувшись от яркого солнечного света, молодой человек бросился к окну. Он увидел улицу, празднично украшенную алыми полотнищами и цветами. Покровский оделся и помчался в парк Горького.
Он не знал ни номера дивизии, где служил отец, ни номера той, в рядах которой тот брал Берлин в сорок пятом. Виталий метался от одной таблички к другой, задавая всем один и тот же вопрос. Но люди только беспомощно разводили руками.
Внезапно его окликнули:
