Маркиш бросился его обнимать.
– Даже не знаю, как благодарить! – жарко произнес он.
– А ведь ты знаешь, что мне надо! – ответил, глядя ему в глаза, лейтенант.
– Понимаешь, Толик, не могу. Честное слово, не могу. Нельзя. Если кто узнает, семья из деревни будет изгнана.
– Ну, ничего себе, как далеко зашло! – присвистнул Сидоров.
– Я сам такие убытки терплю, по ночам плачу.
– Маркиш, как ты думаешь? Мне было легко? Но ты попросил, и Толик сделал. А то, что он может взыскание получить, не важно. Главное, у твоих детей будет керосин! Ну, ладно, прощай, брат, и не приходи ко мне больше…
Маркиш, потупив взгляд, на некоторое время замолк. Затем посмотрел на Толика и произнес:
– Завтра, на закате, я приеду. Деньги захвати.
Как только начало смеркаться, старший лейтенант Сидоров, договорившись, что его прикроют товарищи, перемахнул через забор. У дороги его поджидал венгр. Он вытащил из соломы комплект национальной одежды и заставил Толика переодеться. Затем военную форму спрятали у дороги, завалив камнями, и отправились за приключениями в город, обильно смачивая горло. Единственное, о чем просил мадьяр, не раскрывать рта. Сидоров должен был играть роль немого парня из их деревни. Речь он за три года научился понимать, а вот разговаривать даже и не пытался.
В городе все прошло, как было задумано. Маркиш сторговал ему красотку на всю ночь, а сам отправился продавать керосин. Утром оба вернулись обратно. Толик переоделся и вскоре оказался в части. Однако на расспросы друзей отвечал уклончиво.
Он не знал, что и где происходило, но настроение омрачало ощущение ненависти к «оккупантам», которой было буквально пропитано все пространство городка. Толик понял, что слишком легкомысленно относился к предостережениям начальства.
На следующий день шли плановые полеты. Замполит еще раз провел инструктаж относительно щадящего отношения к местному населению. Запрещались полеты на низкой высоте над населенными пунктами и пастбищами со скотиной.
Самолет Сидорова поднялся в воздух. Однако, едва отлетев на несколько километров, пилот обратил внимание на плохую маневренность. Проверив показания приборов, он определил утечку масла из гидравлической системы. Бомбардировщик становился неуправляем. Доложив о неисправности, Сидоров повернул обратно к аэродрому. Руль высоты слушался плохо, машина стремительно теряла высоту. Единственное, что мог сделать пилот, это сбросить две тяжелые бомбы ФАБ-1000М47. И он провел бомбометание, а в следующий миг пожалел, что не рухнул вместе с самолетом. Одна из бомб попала во двор местного жителя. Он успел заметить, как взметнулись вырванные с корнем деревья и какой-то хлам.
Самолет после облегчения выровнялся и дотянул до посадочной полосы. Бросившегося к нему с объятиями командира полка Сидоров огорошил сообщением о сбросе бомб. Старый вояка немедленно скис. Он знал, что в нынешних условиях церемониться с героем не станут.
Сидорова посадили на гауптвахту до прилета начальника особого отдела, а самолет тщательно обследовали и обнаружили, что трубка подачи масла в гидравлическую систему пропилена напильником. Налицо была самая настоящая диверсия, и совершить ее мог только кто-то из местных.
– Товарищ лейтенант, – расхаживая по бетонному полу гауптвахты, монотонно говорил начальник особого отдела капитан Макаров, – вы представляете, что значит ваш безответственный поступок в условиях столь напряженной обстановки? Быть может, с вашей бомбы начнется третья мировая война? Вы себе отдаете отчет?
– Да все я понял, – устало произнес старший лейтенант.
– Ничего вы не поняли! – продолжил особист. – Я вот ваше личное дело посмотрел. Мы с вами одного года. Я уже капитан, а вы все в старлеях ходите! О чем это говорит? О вашем разгильдяйстве, низкой дисциплине и халатном отношении к исполнению служебных обязанностей. Командование характеризует вас как одного из лучших летчиков, мол, рискуя жизнью, спас машину! Герой! Подумаешь, подвиг! А я вот посмотрел ваши личные вещи. Все разбросано, в комнате бардак, кровать плохо заправлена, а рубашечку с пальмами, между прочим, прикупили! А то, что не годится советскому офицеру выряжаться как стиляга, не думаете? А пластинки? Сплошной джаз! Вот весело танцуется, наверное? Зато план самостоятельной подготовки – чистая формальность. Конспект работ классиков марксизма-ленинизма вообще порнография. Почерк, словно курица лапой писала! Грамматические ошибки одна на другой. А работы «Как нам реорганизовать РАБКРИН?» вообще нет! А ведь настоящий подвиг – в каждодневном изучении научного коммунизма!
– Ладно, я все понял и осознал. – Сидоров поднял голову. – Я признаю свою вину и согласен отвечать в соответствии с советским законодательством. Я думаю, что специалисты разберутся в правомочности моих действий. Слава богу, не тридцать седьмой.
– Ишь расхорохорился! – Особист развернулся к нему. – А ты знаешь, что комиссия по разбору полета подпишет любой документ, какой я захочу? И выйдет, что ты специально сбросил бомбу, чтобы обострить международную обстановку. Вот и будет тебе тридцать седьмой!
– Слушай! – взорвался Сидоров. – Что я тебе сделал? Что ты на меня собак вешаешь?
– А потому, что ты органы не любишь! Я ведь чувствую твое презрительное отношение ко мне с первой секунды!
В дверь постучали.
– Ну что там? – раздраженно крикнул капитан.
– Там, это, – заикаясь, ответил солдат, – со стороны деревни к нам народ движется. Много людей. Все жители.
– Вооружены?
– Далеко. Отсюда не видно.
Капитан выскочил. Увидев грандиозную толпу с флагами и хоругвями, он нервно забегал.
Командир полка поднял личный состав по тревоге. Раздал солдатам и офицерам оружие и боеприпасы. Но на провокации приказал не отвечать.
– Вот видите? До чего довели! – завопил капитан, обращаясь к полковнику. – Я обо всем доложу!
– Уйди отсюда! – рявкнул командир полка, указывая на тыл. – Твое место в заградотряде.
На представителя органов безопасности было невозможно смотреть. Макаров побледнел и побежал в сторону гарнизона. Немного пометался у самолетов. И если бы мог, то угнал бы машину. Наконец, остыв, принял решение. Капитан ворвался на гауптвахту, выволок Сидорова и притащил его к забору.
Подошедшая толпа остановилась. Оружия у людей не наблюдалось, однако уловки хитрых мадьяр были известны. Оно могло вмиг появиться из нескольких подвод, сопровождавших толпу. Вышедший вперед Маркиш крикнул:
– Мы хотим видеть того, кто сбросил во двор бомбу!
На некоторое время наступила мертвая тишина. Было слышно лишь, как стрекочут кузнечики и проворачиваются шестеренки в голове капитана безопасности. Наконец он пришел к выводу, что, отдав на самосуд местным жителям никчемного старлея, он тем самым предотвратит вооруженный конфликт, в результате которого могут погибнуть многие невинные люди и, кто знает, может, вообще всех вырежут, не разбираясь, бомбил ты деревню или только сегодня прилетел разобраться и наказать виновного.
