— Счетчика? — удивленно произнес он.
Ярослав кивнул:
— Да. Это черт знает что такое! Я уже в пятый раз за последний месяц прихожу и никого не могу застать!
— Ладно, приятель, не шуми, — миролюбиво сказал мужчина. — Хозяйки сейчас дома нет. В отлучке она. А меня просила дом посторожить.
— Вот оно что, — нахмурился Степищев. — А в принципе мне без разницы. Я просто проверю счетчик, и все. Войти-то могу?
Ярослав двинулся было вперед, но мужчина предостерегающе выставил руку.
— Не спеши, я же сказал — хозяйки сейчас нет. Вот когда она будет дома, тогда и придешь.
Степищев посмотрел на крепкую, волосатую руку мужчины и сердито проговорил:
— А у меня инструкция, ясно? Если не пустите в дом, я имею право вызвать участкового! И я его сейчас вызову.
Ярослав сунул руку в карман. Мужчина настороженно уставился на эту руку. Ярослав же неторопливо достал из кармана сотовый телефон и принялся набирать номер.
— Погоди! — сказал мужчина.
Степищев убрал палец с клавиатуры и выжидательно посмотрел на него.
— Слушай, мужик, — вновь заговорил тот, — ты не горячись. У тебя инструкция? Хорошо. Но у меня тоже есть инструкция. Мне хозяйка русским языком сказала: в дом чужих не пускать. Войди и ты в мое положение.
На улице начинало смеркаться. «Скоро совсем стемнеет, — подумал Ярослав. — А в темноте бандиту легче будет уйти. Действовать нужно быстро и решительно».
— Ну и ты войди в мое положение, — упрямо возразил Степищев. — Я вообще не понимаю — в чем проблема-то? Не ограблю же я дом, честное слово!
— А кто тебя знает? — усмехнулся мужчина. Затем смерил Ярослава испытующим взглядом, вздохнул и сказал: — Вижу, ты мужик упрямый. Ладно, черт с тобой. Заходи!
Он распахнул дверь, не спуская цепкого взгляда с рук Ярослава и пряча правую руку за спиной.
Степищев шагнул в полумрак прихожей…
В деревеньке Хомуты, что недалеко от Гомеля, начинало темнеть. В большом доме на берегу озера светилось лишь одно окно.
Эту комнату Виталий Королев обставил сам. Ни одна дизайнерская сволочь не совала сюда своего длинного и жадного до аромата денег носа. Поэтому Виталий любил ее больше, чем все другие, вместе взятые. Да что там — он весь дом с участком в придачу отдал бы за одну эту комнату.
Стены здесь были выложены из рыжего кирпича. Огромный, черный от копоти камин заслоняла чугунная решетка с острыми, как зубы дьявола, зубцами. Кресло, стоявшее у камина, было массивное и старинное — пять лет назад Король купил его на аукционе за двадцать тысяч долларов.
К противоположной стене были привинчены грубые дощатые полки, уставленные книгами. Всю библиотеку он тоже купил разом, заплатив за нее смехотворные деньги. Некоторые из этих книг Король ни разу не раскрывал, другие — зачитал до того, что они рассыпались у него в руках. Особенно Король любил философов — Шопенгауэра и Ницше. Никто из окружения Короля не знал о его любви к чтению. Это было тайное пристрастие. Каждый раз, приезжая сюда, чтобы отдохнуть, Виталий целыми вечерами читал свои любимые книги. Или просматривал художественные альбомы — особенно он любил итальянского художника Караваджо. В его грубых, бородатых персонажах с выпученными от ярости и изумления глазами он почему-то узнавал себя.
К тому же Королю сильно импонировала и биография этого художника. Он с упоением читал о том, как Караваджо прятался от кредиторов, буянил в кабаках и по пьяной лавочке не давал никому проходу на улице, хватаясь за шпагу при каждом удобном и неудобном случае.
Пробовал Виталий читать и стихи — Артюра Рембо, Есенина. Но это чтиво было не для него. Слишком напыщенно и сопливо — так он считал.
В этой комнате Король не только читал книги. Здесь, в старинном кресле перед камином, он позволял себе по-настоящему расслабиться. Вдали от чужих глаз он пил водку и виски литрами. Похмелий у него никогда не бывало, как не бывало и запоев. Он мог пить три дня подряд, а потом встать утром и со свежей головой отправиться по делам. И никто бы не сказал по его бодрому виду, какому тяжелому испытанию подвергался его организм в последние дни.
Часто, сидя у камина и потягивая виски, Король задирал рукав и подолгу смотрел на старый рваный шрам. Сейчас он был уверен, что, прокусив себе руку насквозь, он вырвал тогда у себя и часть души. Самую чувствительную часть, ту, которая отвечает за любовь и дружбу.
С тех пор он не испытывал душевного влечения ни к одной из тех двух или трех сотен женщин, с которыми ему довелось спать. Он терпеть не мог термин «заниматься любовью» и называл это приятное действо не иначе как «слить баллоны». Однако после каждого такого «слива» Виталий чувствовал в душе такую гнетущую и тоскливую опустошенность, что ему хотелось пустить себе пулю в лоб.
Со временем Король понял, что ненавидит женщин. Любит их тело, но ненавидит их глупые глазенки, сучьи повадки и ужимистые манеры. До секса они привлекали его, манили своими телами, после секса — становились отвратительны до тошноты.
Король залпом допил виски и поднялся с кресла. Его слегка развезло, но чувство это не было неприятным. Напротив, проблемы последних дней отошли в сторону, уступив место спокойному довольству.
Король подошел к книжным полкам, откинул крышку небольшой шкатулки, стоявшей рядом с томиком Ницше, и достал оттуда длинную папиросу. Затем поднес папиросу ко рту и шумно втянул ее запах, словно это был какой-то диковинный цветок.
— Вот тебя-то мне и надо, — тихо, почти ласково, проговорил он. Улыбаясь, сунул сигарету в рот, достал из кармана зажигалку и закурил.
Запах горящей травы заполнил комнату. Папироса была набита марихуаной. Сделав пару затяжек, Король отошел от полок и остановился посреди комнаты. Голова его прояснилась, настроение уверенно поползло вверх.
На улице почти стемнело. Дождя не было, ветра вроде тоже. Король решил выйти покурить во двор. Ему нравилось курить травку и смотреть на звезды. Было в этом что-то… метафизическое. Так сказал бы Шопенгауэр.
На даче никого, кроме Короля, не было. Своих людей он еще днем выгнал в город, чтобы побыть одному. Привыкшие к причудам босса, «опричники» беспрекословно подчинились. Они неплохо проводили время в одной из частных гостиниц Гомеля в компании самых красивых проституток города.
Король накинул на плечи куртку, сунул ноги в растоптанные кроссовки и в таком виде вышел на крыльцо.
Вечер выдался ясный и безветренный. Небо — звездным. Король присел на деревянную ступеньку и вытянул уставшие ноги. Затем крепко затянулся папиросой и блаженно прикрыл глаза.
И в тот момент, когда он был совсем близок к тому, чтобы испытать блаженство, холодный ствол пистолета уткнулся ему в висок.
— Дернешься — убью, — проговорил за спиной тихий голос. — Положи руки за голову и поднимайся. Только медленно.
