— Петро, не стоял бы ты здесь, — мягко, почти ласково произнес Король. — Это зрелище не для твоих глаз.
— Вот-вот, — кивнул Калачев и весело посмотрел на Петра Алексеевича. — Ты, Петя, спец по дебетам и кредитам, а у нас тут наука простая и жестокая. У тебя — цифры, у нас — жизнь.
— Хорош трепаться, — глухо проговорил Гроб. Вытер потный лоб широкой ладонью и добавил: — Работать надо.
Королев обнял Бойкова за плечи и повлек его к двери.
— Пойдем. Не будем им мешать.
— Да-да, ты прав, — закивал Бойков. — Я как раз хотел показать тебе последний отчет.
Они вышли из гаража, и Петр Алексеевич с наслаждением вдохнул морозный воздух улицы. Только теперь он понял, что за тошнотворный запах висел в гараже. Это был запах крови и человеческого страха.
На улице было темно, в небе стали загораться звезды. Холодный ветер дул совсем по-осеннему, и Бойков поежился.
— Что-то ты бледный, — сказал ему Королев, когда они подошли к машине.
Бойков дернул плечом и ответил небрежно:
— Воняет там, в гараже.
— Да, запашок не из приятных, — согласился Королев и внимательно вгляделся в лицо друга. — Вижу, тебе не по душе этот мордобой.
Петр Алексеевич заставил себя усмехнуться:
— А кому он по душе?
— Есть такие люди, ты уж мне поверь. — Король вдохнул холодный воздух и шумно выпустил его через нос. — Не бери в голову, Петро. В жизни много свинства, тут уж ничего не поделаешь. Мне жаль, что ты это увидел. Правда жаль.
Бойков помолчал. Потом спросил:
— Его убьют?
— Кого?
— Этого парня.
Король медленно покачал головой:
— Нет. Как только перестанет выё…ваться — его тут же отпустят.
— А если не перестанет?
— Такого на моей памяти еще не было. Рано или поздно все перестают. Жизнь дороже денег.
Бойков вспомнил окровавленное лицо должника, и его передернуло.
— А сколько он должен?
— Пятьдесят кусков, — ответил Король.
— Пятьдесят… Не такая уж и большая сумма.
— И я о том же. Он ее все равно отдаст, только к тому времени рожа у него будет похожа на отбивную. Больше потратится на пластических хирургов.
Бойков молчал.
— Слушай, Петро, — снова заговорил Королев, и на этот раз в голосе его не было прежнего тепла, — ты мой друг, и я не хочу ничего от тебя скрывать. Ты ведь с самого начала знал, чем я занимаюсь.
— Знал, — тихо отозвался Бойков.
— Тогда кончай корчить из себя целку, — холодно, почти злобно, произнес Королев. — Если бы я не действовал жестко, меня бы давно уже затоптали. И кстати, тебя вместе со мной. И еще, Петро: не забывай, кому ты обязан своим благополучием. Никогда не забывай.
— Хорошо. Я не забуду, — только и смог ответить на это Петр Алексеевич.
Король посмотрел на него мрачным взглядом и ничего не сказал.
В тот вечер они распрощались скупо. Даже рук не пожали — как-то уж так получилось, лишь кивнули друг другу, и все.
Тамаре Макаровой было всего девятнадцать, когда она приехала из Барнаула в Москву. Конечно, она знала, что Москва — город жестокий и слезам, как известно, не верит. Но и она была не лыком шита. Полгода назад Тамара стала «Мисс Барнаула» и теперь была полна надежд покорить своей красотой Первопрестольную.
Тут был один важный нюанс. В отличие от смазливых сверстниц Тамара не понаслышке знала, что такое труд и упорство. Дело в том, что (опять же в отличие от смазливых подруг) в детстве и юности Тамара не отличалась красотой. Длинная, худая, сутуловатая, с большими руками, в очках, за которыми не разглядеть было ее больших зеленых глаз, она производила впечатление мальчишки-переростка.
К тому же мать Тамары работала простой медсестрой, жила от зарплаты до зарплаты и не радовала дочку красивыми нарядами. Отец Тамары сбежал от матери, как только узнал, что она беременна, и Тамара никогда его не видела. Жизнь не баловала семью Макаровых, но Тамара сносила все превратности судьбы стойко, никогда и ни в чем не упрекая мать.
«Все мужчины — сволочи, — часто внушала ей мать. — Никогда не доверяй мужчинам. Им от нас нужно только одно».
Эта грустная и злая фраза стала постоянным лейтмотивом всей Тамариной жизни.
Мальчишки охотно брали Тамару в свою компанию во время игры в «казаки-разбойники», но в упор не замечали в ней девушку. Иногда, забывшись, даже начинали в ее присутствии рассказывать о своих «пацанских» похождениях и связанных с ними проблемах. Тогда Тамара тихо вставала и уходила. Впрочем, ее уход, так же как и ее присутствие, оставался абсолютно незамеченным.
Тамара подолгу сидела у зеркала, разглядывая свое лицо. И чем больше она на него смотрела, тем отвратительней оно ей казалось. Тамара вздыхала и говорила — тихо, чтобы не услышала мать:
— Какое есть, такое есть. Не всем же быть красавицами.
В неполных четырнадцать лет Тамара стала подрабатывать санитаркой у матери в поликлинике. Она сама вызвалась на эту работу, и мать не стала возражать. Работа была несложная, но Тамара вдруг обнаружила в своей душе такие запасы брезгливости, что сама удивилась. Ей здесь было противно все — ведра, тряпки, затоптанные посетителями коридоры, даже сами лица этих посетителей. Но ради матери Тамара сумела побороть в себе брезгливость.
Перемены пришли, как всегда, неожиданно.
Однажды Тамара возвращалась из школы домой. День был серый, осенний. Таким же было настроение Тамары. Она сидела на обшарпанном сиденье в обшарпанном автобусе и, прислонившись щекой к холодному окну, смотрела на грязную улицу. Мимо проезжали машины, сновали по тротуару люди. У всех были свои проблемы, и всем им было глубоко плевать на некрасивую, долговязую девочку с большими руками, которая сидела в автобусе и думала об одном — когда все это кончится. «Хоть бы меня машина задавила», — подумала вдруг Тамара.
И вот в этот-то момент над самым ее ухом раздался негромкий голос судьбы:
— Милая девушка, простите, можно с вами поговорить?
Тамара обернулась. Голос принадлежал пожилому мужчине в красивом кашемировом пальто. Мужчина был загорелый и симпатичный, на подбородке у него темнела маленькая бородка, похожая на плевочек.
Несмотря на то что лицо у незнакомца было располагающим, Тамара ответила ему грубо и неприязненно (так, как учила ее отвечать незнакомцам мать):
— Вам чего, мужчина?
— Позвольте представиться: Александр Сергеевич.
— Пушкин? — неумышленно съязвила Тамара.
— Увы, — улыбнулся незнакомец. — Всего-навсего Самойлов. Вот моя визитная карточка.