— Пора за работу, золотце. Сделай моему другу хорошо, — сказал девушке Король и мягким, но настойчивым движением столкнул ее с коленей. — Только работай качественно, — напутствовал ее Королев.
Брюнетка устроилась под столом, а еще через несколько минут на лице у Бойкова появилось странное выражение — смесь растерянности, отвращения и удовольствия.
Глядя на его физиономию, Король хрипло засмеялся.
— Вот это дело! — воскликнул он. Взял бутылку и разлил виски по стаканам. — Давай-ка, Петя, дернем, пока девочка работает. За тех, кого с нами нет!
Минут через пять брюнетка выбралась из-под стола. Глаза ее поблескивали шальным, влажным блеском. Королев вынул из кармана стодолларовую бумажку и небрежно бросил ее на стол.
— Это тебе. Премия, — сказал он.
В кармане у Королева зазвонил мобильник.
— Слушаю, — сказал он в трубку. Потом несколько секунд молчал, храня на лице непроницаемое выражение. Коротко проговорил: — Подъезжайте, — и отключил связь.
Бойкову, которого уже основательно развезло (все это время Королев беспрерывно ему подливал), не терпелось спросить: кто это звонил? Однако он благоразумно молчал, зная, что Король терпеть не может вопросов.
Все разъяснилось, когда десять минут спустя в кабинет вошли двое. Один из них был Геннадий Росляков. Второй — невысокий и кряжистый, — Игорь Калачев, еще один «специальный помощник» Королева. Про себя Петр Бойков называл их «опричниками».
— Девчонки, сходите пока в туалет, — приказал девицам Король.
Девиц тут же как ветром сдуло. Король небрежно качнул рукой:
— Садитесь.
Мужчины сели. Калачев сунул в рот сигарету, а Росляков (спросив: «Король, можно?» — и получив утвердительный ответ) потянулся за бутылкой с виски. Осушив полстакана виски, он заговорил:
— Босс, клиент наши условия не принял. И компромиссное предложение тоже.
Игорь Калачев со вздохом подтвердил:
— Упрямый как черт.
Королев задумчиво сдвинул брови.
— Значит, не принял?.. — медленно проговорил он.
— Король, если с ним не разобраться, он нам все карты спутает, — сказал Росляков.
Королев еще больше сдвинул брови и сощурился:
— Как он себя вел?
— С вызовом, — ответил Калачев. — Явно рассчитывает на «крышу». Под конец даже немного хамил.
— Король, мы все сделали так, как ты велел, — снова заговорил коренастый Калачев. — Но этот падла совершенно без башни. Думает, наверно, что бессмертный.
Король задумчиво потер пальцами подбородок, глядя куда-то в пространство.
Петр Алексеевич Бойков сидел набычившись и рассеянно теребил красную салфетку. Он терпеть не мог такие разговоры, однако время от времени ему приходилось их выслушивать.
«Ничего не поделаешь, назвался груздем — полезай в кузов», — пронеслось в голове у Бойкова.
— Ну так как, босс? — спросил Калачев, стряхивая пепел в грязную тарелку. — Что будем делать?
Король облизнул сухие губы кончиком языка, усмехнулся и холодно проговорил:
— Что ж, придется пойти на крайние меры. Геныч, ты подготовил план, о котором я тебе говорил.
— Да, босс. У меня все схвачено, — откликнулся Росляков. — Ждал только твоего решения.
— Ты его получил. Условия знаешь. Когда приступишь к работе?
Росляков ненадолго задумался. Затем ответил:
— Думаю, в ближайшие три дня проблема будет решена.
— Ну тогда с Богом. А теперь давайте-ка дернем по рюмашке. Петро, чего сидишь, как неродной? Разливай!
Бойков подрагивающей рукой взял бутылку. Разливая, он искоса поглядывал на Рослякова. Будучи родственником Короля, тот пользовался не меньшими привилегиями, чем Бойков и Кирьянов. Встречи с ним (так же как и со вторым «опричником» — Калачевым) происходили в основном в барах, так как в офисе он никогда не появлялся.
Росляков перехватил неприязненный взгляд Петра Алексеевича и усмехнулся.
«Придется еще пить с этой тварью», — с неудовольствием подумал Петр Алексеевич.
— Что-то мне нехорошо, — проговорил он, поставив бутылку на стол.
— Что? — дернул бровью Король.
— Мутит что-то, — поморщился Бойков. — Пойду выйду.
Он поднялся со стула и, слегка покачнувшись, ухватился за край стола.
— Стареешь, брат, — с упреком сказал ему Король. — Раньше тебя и литром самогона не свалить было. А теперь с одного стакана на ветру качаешься.
— Что делать, — тихо выговорил Бойков, повернулся и двинулся к туалету.
Ему и впрямь было нехорошо. Сперва шлюхи… Потом это зверье… «Что за жизнь у тебя, Петя?.. Скотская жизнь».
В туалете Бойкова вырвало. Не только от выпивки, но и от омерзения к себе. От той жизни, которую приходилось вести.
Ополоснув лицо холодной водой, Петр Алексеевич долго смотрел на свое отражение в зеркале. Потом погрозил себе пальцем и сказал:
— Дурак. А чего ты, собственно, хотел? С волками жить — по-волчьи выть.
— Это ты о ком? — услышал он у себя за спиной холодный и ровный голос. Голос, который заставил его вздрогнуть.
Бойков медленно обернулся. Возле двери туалета стоял, мусоля во рту зубочистку, Геннадий Росляков.
— Я это вообще, — ответил ему Петр Алексеевич. — О жизни.
— А-а, — протянул Росляков. — А я уж подумал…
«Опричник» многозначительно замолчал. Бойков посмотрел на его высокомерную, ухмыляющуюся физиономию, и его взяла злость.
— Слушай, парень, — с угрозой в голосе заговорил Бойков, — отвали от меня, понял? И не раздражай. У меня и так кулаки чешутся рожу тебе начистить.
— Вот как? — вскинул брови Росляков. — А что же тебе мешает?
Бойков сжал кулаки и шагнул к Рослякову. Тот, однако, даже не шевельнулся.
— Чего ты здесь ошиваешься? — глухо пророкотал Петр Алексеевич. — Вынюхиваешь, с-сука?
Бойков сделал еще один шаг, глядя «опричнику» прямо в его пустые акульи глаза. На этот раз Росляков отступил.
— О-о, братец, — весело сказал он, — а ты, я вижу, всерьез нахлестался! Нельзя тебе, Петруня, так много пить. А в туалет я пришел по известному делу.
Бойкова снова замутило.
— По какому еще… делу?
— Так тебе все и расскажи, — ухмыльнулся «опричник». — Хотя… почему нет? Отлить мне захотелось, Петя. Просто отлить. Надеюсь, ты не станешь мне мешать?
Петр Алексеевич смутился. Он отошел к стене, давая Рослякову проход.
— Премного благодарен, — ответил тот и двинулся к кабинке туалета, насвистывая веселую мелодию. Однако на полпути остановился и бросил через плечо: — Я знаю, что ты меня ненавидишь, Петруня. Твоя рожа мне тоже давно не нравится. Когда-нибудь мы продолжим этот разговор.
