И снова пошло бессмысленное ожидание. Наконец машина тронулась и начала разворачиваться на узкой для нее улице. Так же медленно покатилась на выезд из Серебряного Бора. Филя спрятал камеру и неторопливо двинулся следом. Проезжая очередной поворот, огляделся. Больше машин не было, а «вольво» притормозил возле троллейбусного круга перед мостом через канал, и в него села появившаяся неизвестно откуда Лина. И машина буквально рванула в Москву.
Срочного дела у Фили не было, и он решил уж заодно посмотреть, кто же все-таки был в машине. И он почему-то даже не удивился, когда увидел, как из «вольво» с водительского места показался сам академик, а следом выпорхнула и тут же исчезла в подъезде института Ангелина Васильевна, его верная помощница. Под большим вопросом оставался лишь седой мужчина, оставивший свой светло-коричневый кейс в «вольво». Но это и в самом деле напрямую не касалось сыщиков…
Тем более что и синие «Жигули-шестерка» на обратном пути Филю не преследовали.
Дело принимало крутой оборот. Махмуд стал неуправляем.
Лина позвонила в отдел главного конструктора, чтобы позвать его для жесткого разговора. Сам Самарин категорически отказался беседовать с Мамедовым, сославшись на то, что это уже теперь не его заботы, а Лины, вот пусть немедленно и расхлебывает. Положение усугублялось еще и тем, что Эрнст Дроуди пунктуально выполнил свои условия и потребовал от Самарина скрупулезного выполнения его собственных обязательств. Деньги были доставлены в светло-коричневом кейсе, и теперь в него точно так же должны были лечь все материалы по изделию с порядковым номером «шестьдесят восемь», то есть по торпеде «Шторм».
А Мамедов, не подойдя даже к телефонной трубке, передал через кого-то из своих сотрудников, что он в настоящий момент очень занят и совсем не располагает временем для пустых разговоров. Вот прямо так и велел передать. Лина была в шоке.
Снова апеллировать к Самарину она уже не могла, поскольку не раз заявляла, что все дело давно на мази, ну правда, имеются кое-какие сложности чисто человеческого плана, которые она и старается уладить. Но Махмуд взбунтовался! Он просто обязан сегодня выставить свои условия, но почему-то избегает встречи. И Лина, затолкав свою гордость поглубже, сама отправилась в отдел главного конструктора.
Ее появление всегда вызывало у трудящегося в объединении населения соответствующую реакцию. Но в принципе большая, то есть мужская, часть коллектива, относилась к ней тепло, по-дружески, да и Лина старалась не чиниться, вела себя свободно, раскованно. Поболтав на отвлеченные летние темы с одним конструктором, с другим, добралась наконец и до Мамедова.
– У тебя что, все никак не пройдет шок от разговора с Раисой Керимовной? – спросила тихо, склонившись над ним.
– Я еще думаю, – с наигранной ленцой также негромко ответил он.
Не закричал, не стал скандалить – это уже хорошо.
– Деньги получены, – продолжала шептать она. – Ты можешь в любой момент забрать свою долю.
– Сколько?
– Сто пятьдесят тысяч. Как договаривались – всем поровну. Тебя не устраивает? Считаешь, что заслужил большего? Ну не знаю, если на то пошло, то я, пожалуй, смогу тебе добавить что-то из своей части гонорара. Вряд ли на то же пойдут Самарин с Козловым. Но документы должны быть у меня уже сегодня. Ты еще долго намерен думать?
– Документы здесь. – Он открыл ящик письменного стола и показал кожаную папку на молнии. Снова закрыл ящик. – Отдать всегда можно. Но я хочу больше.
– Сколько?
– Меня сейчас не деньги интересуют, а ты сама.
– Здрасте! Приехали… Может, тогда выйдем наружу? Что ж мы, и дальше будем здесь семейные сцены разыгрывать?
– Пойдем выйдем, – неожиданно согласился он.
– Папку захвати.
– Это можно… – Он достал папку, подержал на ладони, словно взвесил, и сунул себе под мышку.
– Тут по вооружению все? – на всякий случай спросила она.
Он только фыркнул с легким презрением профессионала к глупому вопросу новичка.
Вышли на лестницу, где обычно собираются курильщики. Но сейчас до обеда было еще достаточно времени, и народ усидчиво трудился на своих рабочих местах.
– Так сколько тебе еще надо? А потом, ты сам меня оттолкнул! И выходит, я же теперь и виновата. Ты несправедлив ко мне.
– Я не хочу знать, – с неожиданной и загнанной куда-то в угол страстью, горячечным шепотом заговорил он, – что в перерывах между нашими свиданиями ты ублажаешь академика, либо Ваньку, либо еще кого-то!
– А почему ты считаешь, что у меня профессия такая – постоянно кого-то ублажать? Что за бред?!
– Но я же знаю!
– Я поняла: ты просто ревнивый дурачок! – Она не стала продолжать, что ни в какую его ревность не верит, а что это в нем обычный дикий самец заговорил, хам, собственник, у которого со двора попытались телку свести.
А еще она увидела по его странно воспалившимся глазам, что он способен вот прямо сейчас, тут, на лестничной площадке, кинуться на нее и начать зверски насиловать на виду у всего предприятия.
– Если ты оставишь свои глупости, я могу тебе обещать, что сегодня обязательно утешу твое самолюбие. Хочешь?
– Хочу, – почти простонал он.
– Тогда слушай меня внимательно. Я сейчас отнесу папку директору и возьму то, что вам с Козловым причитается. А после работы мы втроем подъедем к нему, я полностью рассчитаюсь с вами, после чего мы с тобой сможем закатиться в одно хорошее местечко. Туда, где тебя никакая Раиса не достанет. Ты готов?
– А зачем к Ивану ехать? Что, без него нельзя?
– Ну постыдись, Махмудик, не на улице же нам разговаривать, а вы – товарищи, вам скоро в командировку вместе ехать! Ты разве забыл об испытаниях?
– Все я помню, – хмуро возразил он. – Ладно, если никак нельзя иначе. Но ты обязательно сделай так, чтоб у меня не было повода для ревности.
– Обещаю, – вздохнула Лина и с папкой под мышкой отправилась вниз, к стеклянному коридору, ведущему в институт.
В холле нижнего этажа взглянула на большие часы: время приближалось к трем. И к окончательному ее решению, которое созрело уже в голове. Требовался только ловкий исполнитель. И такой был. Но и он рассчитывал на утешение. Причем неоднократное и возрастающее в геометрической прогрессии, зависящей напрямую от сложности выполняемой работы. Но это уж как справится…
Игорь подъехал к проходной «Мосдизеля» ровно в три и из машины позвонил Нолиной.
– Здравствуйте, Ангелина Васильевна, если вы выйдете за проходную вашего гигантского предприятия, то вы, без сомнения, немедленно увидите меня. Узнать легко. Красную машину помните? Ну а в ней высоченный голубоглазый блондин, широкоплечий и с желтой розой в зубах. Узнаете?
Она засмеялась: ну все как раз наоборот, но ведь приятно такое легкое амикошонство. Ах ты, кудрявый черноволосый ангелочек! Ты ведь еще не знаешь, о чем пойдет разговор, но, вероятно, догадываешься. Может, этим фамильярным обращением маскируешь свою некоторую растерянность? Ну посмотрим.
