Так и случилось.
Порыв ветра принес отдаленный рев двигателей, самолет покатился, выехал на взлетную полосу, остановился, и тут к нему устремились сразу три милицейских автомобиля с мигалками. Они окружили самолет, и с ходу подъехавший трап присосался к открывшемуся люку. По трапу быстрой цепочкой ринулись наверх фигурки вооруженных людей.
Грязнов сел на свое место и кивнул водителю:
— Поехали, Михаил Евграфович, вашему тезке, с его злым языком, это было бы, пожалуй, в самый раз, а нам уже неинтересно. На базу! Дела ждут...
Телефонный звонок застал Вячеслава Ивановича на подъезде к пансионату, фактически на мосту через Каму.
— Привет, Вячеслав Иванович, — мягко сказал Седлецкий. — У вас там все в порядке?
— В полном, Иван Христофорович, а что? Появились проблемы?
— Улетел... твой товарищ?
— Так точно, уже в пути.
— Да? — без удивления спросил генерал.
— А ты сомневаешься? Иван, зачем же мне тебя обманывать? А пуще — подводить? У нас с тобой честный договор — что сказал, то и сделал. Или на тебя наседают? Так пошли их подальше, как ты это умеешь. А я, видимо, к концу дня, если не возражаешь, подскочу к тебе, как нынче говорят, перетереть парочку вопросов, вот и обсудим ситуацию, лады?
— Что ж, лады, — ответил Седлецкий, но сомнение все-таки прозвучало в его голосе.
Уже из Москвы, то есть в середине дня, позвонил
Поремский и рассказал, посмеиваясь, какой шмон учинили в самолете ворвавшиеся омоновцы.
Ну, во-первых, они с ходу кинулись к тому месту, на которое был продан билет Турецкому. И... замерли в удивлении. На нем сидел посторонний гражданин, поскольку стюардесса при посадке громко предложила пассажирам, ввиду наличия свободных мест, занимать свободные кресла.
А где же тогда тот, который им нужен и должен занимать это место? А его нигде не оказалось!
И стали тогда омоновцы осматривать всех пассажиров, не пропуская никого и невзирая на их пол и возраст, полагая, что хитрец, которого они искали, мог загримироваться и одеться женщиной. При этом они сравнивали лица с фотографиями, которые держали в руках. Когда и здесь ничего не получилось, они, похоже, расстроились.
Поремский был отдаленно похож на Александра Борисовича — недаром Меркулов называл его копией Сани, но только в молодости. Правда, видимо, Константин Дмитриевич имел в виду не столько портретное сходство, сколько общие, и не всегда положительные, с его точки зрения, качества характера. Но все же сейчас рисковать не стоило. Однако желание взглянуть на фотографию, которой помахивал перед своим лицом омоновец, было слишком велико.
— Кого ищете, мужики? — спросил он.
— Да хрен его... — выругался про себя омоновец и показал ему фотографию... Турецкого, естественно. — Не видал такого?
-Нет.
— А ну-ка свои документы предъяви! — вдруг потребовал он, будто проснулся.
Поремский протянул билет на самолет, заложенный в паспорт. Тот внимательно посмотрел, сравнил фото в документе со своим снимком и нехотя вернул Владимиру.
— Кого хоть ищете-то?
— Рецидивист какой-то, — сквозь зубы процедил омоновец. — Террорист, а маскируется под прокурорского работника.
— Не, не видал.
— Ну, значит, отбой, — сказал тот и пошел к входному люку, поправляя на спине автомат Калашникова.
Грязнов, услышав рассказ Поремского, хохотал как ребенок. А часа два спустя пересказал то, о чем ему доложил следователь, Ивану Христофоровичу Седлецкому. Но сделал это в такой форме, словно забавное происшествие конкретно к генералу никакого отношения не имело, а речь шла о неких дураках, которые так ничему за долгие годы не научились. Это ж надо! Выдать Саню Турецкого за террориста! Это ж каким местом надо было думать!..
Судя по тому, что Седлецкий не обижался на него либо делал вид, что дело действительно его не касается, хотя такого ну никак не могло быть — просто по определению, Грязнов снижал накал своей иронии, сведя всю историю к глупому казусу, о котором и говорить-то неловко.
— А он, значит, отбыл? — вел свою линию Седлецкий.
— Ну а как же! Я сам его и проводил. На поезд. Посадил, по рюмочке взяли — на дорожку, как обычно. Традиция у нас с ним такая. А самолетов он почему-то не любит, боится, что ли...
Но это уж Вячеслав Иванович явно приписал другу свои собственные качества — больше всего на свете Гряз- нов ненавидел именно самолеты, которые имеют обыкновение падать. Да он-то, сам по себе, ладно, пусть падает, но ты ж ничего не можешь сделать, повлиять не в силах на неожиданные повороты судьбы — вот в чем беда.
— А кого ж ты тогда провожал в порту? — спросил вдруг генерал, полностью выдавая себя, — наверное, надоело уже кружить вокруг да около.
— Донесли, да? — рассмеялся Грязнов. — Володьку Поремского проводил. Его Меркулов зачем-то срочно к себе вызвал. Вот Саня и попросил меня помахать ему ручкой... А тебе чего донесли?
— Пустяки, — отмахнулся Седлецкий. — Ну давай, с чем приехал? А то меня через полчаса вызывает губернатор.
— А-а-а! — запоздало «сообразил» Вячеслав Иванович. — Ответ держать? А ты по-нашему его, по-простому, чтоб нос не шибко задирал. Ладно, не хочу тебя задерживать, давай к делу... Речь о прокуроре Керимове... Извини, — снова перебил себя Грязнов и взглянул на генерала с шутливой серьезностью, — а что, Иван, крепко нагорит?
— Да брось ты, — нахмурился тот.
— Ну и слава богу, не бери в голову...
4
Александр Борисович и Владимир Поремский сидели в кабинете Меркулова, когда секретарша Клавдия Сергеевна доложила по телефону, что генеральный прокурор ждет у себя своего заместителя и помощника.
— У меня просьба, Саня, — идя по коридору, сказал Меркулов, — веди себя сдержанно. Жалобы на тебя оттуда я уже показал. Думаю, что с них и начнется. Поэтому не гоношись.
— Костя, за меня не бойся, имею такой аргумент, против которого никакой генеральный не устоит, вот увидишь. Даже два аргумента.
Турецкий решил маленько блефануть, все равно ведь на пользу делу.
— А почему до сих пор не сказал? — Меркулов даже остановился.
— Ты сам и услышишь, если он пойдет на меня войной. Как в анекдоте, помнишь? «Иду в атаку, если погибну, считайте меня коммунистом. Ну а нет — так нет». Вот и я. Не полезет, и я промолчу.
— Погоди, — Меркулов насупился так, будто перед ним стоял как минимум личный враг, — быстро выкладывай! Ничего, подождет, — добавил, заметив нетерпеливое движение Александра Борисовича. — В двух словах!
— Ну если в двух... Я по Славкиному совету успел с утра встретиться с нашей правозащитницей. С Тимофеевой, с Любовью Андреевной. И рассказал ей о делах. Кстати, и о тех жалобах, о которых ты мне сегодня рассказал. Думаешь, я не знал? Короче, она дала один дельный совет. Вот им и воспользуюсь.
