Далее, третье. Да, отдельные лица, даже на уровне заместителей министра, хотели бы спустить это дело на тормозах, ограничиться мелкими взысканиями для руководства ведомства и, как обычно, примерно наказать нескольких стрелочников-исполнителей. И тем ограничиться, не раздувая вселенского пожара.
Но уже сделана основная ошибка, которая вряд ли позволит включить эти самые «тормоза». И заключается она прежде всего в безграмотном и даже, можно сказать, преступном указании губернатора «перекрыть дыхание» средствам массовой информации, а особенно — право- защитницам, поспешившим сюда за жареными фактами. И вместо толковых разъяснений со стороны руководителей, помощи и, пусть даже отчасти, вполне уместного покаяния они стали свидетелями безудержного провинциального самодурства. О чем немедленно и раструбили по всему белу свету.
Ну и, наконец, четвертое. На этом фоне, по большому счету, говорить о том, что все, глядишь, и образуется как-то, нельзя. Глупо так думать, если речь уже на самом высоком уровне всерьез зашла об ответственности ответственных лиц, а не мелких стрелочников. Вот так сформулировали в Кремле.
Но выход все же есть. Не всеобщий, равно обвиняющий или, напротив, обеляющий всех виноватых, — этого не будет, а вот если подойти к вопросу выборочно, тогда, кто знает, может и быть, очень может. Только дело это тонкое и тем, кто привык решать проблемы взмахом топора, вряд ли подойдет...
Вот на такой ноте завершил Грязнов свой недолгий спич, после чего посмотрел на мрачного, красного Седлецкого и добавил, мягко перейдя на «ты»:
— Хотел бы услышать твои соображения на сей счет, Иван Христофорович.
Генерал долго сопел, возможно не зная, как начать оправдываться. А что вину на себя он брать не собирался, было видно по его молчаливой реакции, по мере того как Грязнов излагал свои мысли.
— Ну, скажу так, что в словах твоих, Вячеслав Иванович, я, к сожалению, не услышал понимания тех трудностей, которые мы сейчас испытываем.
— Погоди, Иван Христофорович, а разве я кому-то обещал свою защиту? Давай будем честными друг перед другом. Я рассказал только то, о чем услышал в Москве — если это тебе так важно, — от министра, когда он меня сюда направлял. Наверное, я не должен был этого говорить вообще, но исключительно из чисто товарищеских побуждений, какие могут быть между коллегами, делающими одно дело, счел для себя возможным. Если тебе не нравится, это твое личное дело. Значит, я тебе ничего не говорил, а ты не слышал, вот и весь разговор. Но ты спросил, а я тебе честно ответил. Поэтому давай мы не будем сопли по столу размазывать и взаимно огорчаться тем, что нас не понимают. Думать надо, Иван, как тебе самому из этого дерьма выбираться. С наименьшими потерями. Я в этом смысле, надеюсь, понял?
— Так и я же не обижаюсь на тебя, — поспешил «исправиться» Седлецкий. — Ты пойми, Вячеслав Иванович, нам изнутри многое видится иначе.
— Это я как раз понимаю, да только ты вряд ли сумеешь объяснить это президенту. А ведь он обязательно спросит. Кстати, между нами, реакция министра на предложение спустить на тормозах была неожиданно резкой и негативной. И я думаю, что тот товарищ сделал непоправимую ошибку.
— Если не секрет, кто это?
— Не хочу выглядеть сплетником, Иван, но почти уверен, что ты очень скоро услышишь либо прочитаешь в газете о ряде увольнений в руководстве МВД. Шоб я так жил! — Грязнов ухмыльнулся и сделал блатной жест — чиркнул большим пальцем по зубам.
Ему в какой-то момент показалось, что Седлецкий, «тронутый до глубины души» его искренностью, начнет и сам колоться, но тот оказался хитрее:
— А что, Вячеслав Иванович, я смотрю вот, что у тебя уже составилось личное твердое мнение о наших делах — не важно, нравится мне это или не нравится, будем объективными. Так, может, ты заодно уж и поделишься своими соображениями на этот счет?
— Отчего ж не поделиться-то? — улыбнулся Грязное. — Охотно это сделаю. Сказав «а», надо говорить и «б». Но чтобы мне не быть голословным, давай вернемся к этому вопросу позже. Я Сане позвоню, наверняка и он умный совет подкинет. Ближе к вечеру, я не возражаю. Ну что, еще парок примем?
— А с удовольствием! У меня тут и свежий веничек приготовлен...
Главный разговор они решили, не сговариваясь, продолжить после ужина.
А пока Грязнов вышел наружу — подышать воздухом. Хозяин с хозяйкой, сохранившей отчасти былую девичью красоту пятидесятилетней татаркой (вот откуда здесь национальные детали!), в это время командовали прислугой, накрывавшей в холле парадный стол.
Заодно Вячеслав Иванович позвонил и Турецкому. Рассказал, где он и чем занимается. Идею свою выдал в самом общем плане. Александр Борисович в свою очередь так же коротко проинформировал о собственных делах, о собранных материалах, посещении больницы и результатах этого посещения, а затем одобрил грязновский подход к делу и добавил, что Седлецкого надо будет максимально активно задействовать себе в помощники.
В районе предстоят аресты, и его волевая поддержка окажется крайне необходимой. Иначе местные, да и областные власти, немедленно воспримут инициативы московской группы в штыки. А нужны смирение и послушание. Нет, пусть они в узких своих компаниях ругаются и клянут москвичей сколько угодно, но официально должны строго исполнять все без исключения указания руководителей оперативно-следственной группы. Так что вперед, Славка! Родина тебя нипочем не забудет.
За ужином болезненной темы практически не касались. Хозяйка была приветлива и гостеприимна, — вероятно, присутствие высокого гостя из Москвы в доме казалось ей какой-то гарантией спокойствия и семейной стабильности. И она всячески это подчеркивала, даже деланно обиделась, узнав, что Вячеслав Иванович уже однажды побывал в этих краях, а вот посетить их с мужем не удосужился. Поэтому с Грязнова немедленно взяли твердое слово, что в будущем больше подобных упущений не случится. Пошутили, посмеялись, посплетничали о московских модах и последних событиях столичной жизни и закончили ужин к взаимному удовольствию.
Вячеслав Иванович заметил, что в доме верховодила хозяйка, а генерал только делал вид, что он тут главный. Что ж, в каждой семье свои заморочки. А вообще-то, мелькнула мысль у Грязнова, было бы, наверное, неплохо, если бы Иван проговорился жене, рассказал об их беседе с московским гостем. Как женщина практичная, она уж точно подскажет мужу правильное решение. А что, надо будет при случае намекнуть ему об этом...
И вот Седлецкий, который, видимо, уже тяготился неизвестностью — он же наблюдал из окна дома за прогуливающимся своим гостем, разговаривающим по телефону, — предложил выйти из-за стола, пока хозяйка приготовит чай и десерт, и снова прогуляться, но подальше — до воды и обратно. Хорошая прогулка перед сном — самое полезное дело.
Не стал он тяготиться и ожиданием, когда Грязнов соизволит наконец начать делиться своими соображениями. Да и выпитый за ужином коньячок тоже по-своему торопил развитие событий.
