Грязнов подмигнул генералу и движением пальца поманил поближе. И когда тот придвинул свое ухо почти вплотную, сказал тоном заговорщика:
— У меня есть другой слух. Пока — слух.
-Да ну?
— Точно. Но сугубо между нами, — строго предупредил Грязнов и хмуро сдвинул брови, чтобы собеседник правильно оценил степень важности «слуха». — Некоторые выборы могут быть досрочно отменены.
—Да не может... — Глаза генерала растерянно забегали.
— Может, Иван Христофорович, еще как может! В Кремле сидят чиновники, поступки которых часто непредсказуемы. А если одновременно с последними выборами в стране разразится скандал, в котором будут фигурировать некоторые неугодные лица, скажем так, обманувшие президента и так далее, то... вы понимаете, какова будет реакция Самого? Да он просто обратится к вашему Законодательному собранию с новой инициативой, а те пусть попробуют не поддержать своего президента. Как вам такой расклад?
— Но ведь это же все буквально рушит... э-э...
— Да с чего вы взяли?.. Времени вот у меня маловато, нам бы посидеть, обсудить, понимаешь...
— Так за чем же дело? — обрадовался Седлецкий. — Я позвоню Григорию Олеговичу, и мы это дело сварганим. Вы на него, правда, не обижайтесь, Вячеслав Иванович, туго сейчас ему — во всех отношениях.
— А чего мне обижаться? Обижаться я могу лишь на того, кто меня сознательно обижает или оскорбляет. А я прибыл не чаи с руководством области распивать, а помогать Александру Борисовичу Турецкому разобраться в совершенно неприличном деле, вот и все. И ваш губернатор мне совершенно не нужен. До тех пор пока у нас к нему не возникнут конкретные вопросы. А пока пусть занимается своими проблемами, сами говорите, что у него их много.
— А как же нам это...
— Да нет, Иван Христофорович, я просто подумал, что, может быть, нам, исключительно как коллегам... А лекции читать я не намерен. И тем более слухи всякие разносить — тоже. Не моя это профессия. Ну ладно, нет так нет. Вы мне машинку выдайте — добраться до Воздвиженска, а уж там я со своими встречусь и верну вам ее.
— Вячеслав Иванович... — Седлецкий изобразил такое искреннее огорчение, что даже у каменного человека и то дрогнуло бы сердце от жалости.
— Да и не люблю я компании, — поморщился Гряз- нов. — Особенно такие, где потом придется этих же людей наизнанку выворачивать. Не по-людски это. Не по мне.
— Ну меня-то вам не придется выворачивать, как вы говорите, — натянуто засмеялся Седлецкий,— я и сам с удовольствием расколюсь! Можете поверить!
— Ну разве так... А что вы предлагаете? — Грязнов хитро прищурился.
— Да ничего особенного. У меня есть домишко. Ну так, коттеджик, как говорится, с банькой и русским паром. Я терпеть не могу эти сауны. Можно было бы посидеть, отдохнуть самую малость, в Москве-то вам, поди, и не удается? Или случается иногда?
— Да где уж там!.. А что, и семья ваша там же проживает?
— Я с удовольствием, — быстро отреагировал Седлецкий, — познакомлю вас со своей семьей. Жена — мой верный товарищ. Дети? Они ребята взрослые, им наши проблемы, извините, побоку. Но ребята славные, ничего не могу сказать. Так что, если с вашей стороны возражений не последует, мы могли бы прямо сейчас отправиться туда и поужинать, и поговорить, и парок посетить. А с утра — без проблем, вам даже ближе будет. Наш поселок выше по реке, как раз на пути к Воздвиженску... О господи, совсем уже в печенках сидит — на старости-то лет...
— Лечиться надо вовремя, Иван Христофорович, — тонко намекнул Грязное.
— А как узнать это время-то?
— Может, и подскажу...
Вот так получилось, что, вместо того чтобы ехать к другу, Грязнов завернул немного в сторону.
Он еще в Москве выяснил, что генерал Седлецкий занимал пост начальника областного ГУВД более десятка лет и успел пережить двоих губернаторов, последнего из которых свалил в свое время Кожаный, заимевший, как говорили про него злые языки, связи в криминальном мире. Но сам генерал, имея характер сволочной и часто непредсказуемый, тем не менее был способен иногда и к принятию вполне разумных решений. Просто, полагал Вячеслав Иванович, было бы чрезвычайно полезно для дела развести эту «пару гнедых» — Кожаного и Седлецкого. Что он, собственно, и начал приводить в действие, многозначительно намекнув о возможности поговорить. И генерал заглотнул наживку.
Стандартный мини-замок новорусского типа, характерный для первой половины девяностых годов, обнесенный подобной же массивной оградой из красного кирпича, внешне интереса собой не представлял. Да и, в общем-то, интерьер его был под стать внешнему облику — большой, холодный и неуютный. Создавалось впечатление, что у хозяина такого архитектурного сооружения денег навалом. Но не более того. Жить ему тут едва ли было приятно. Не могут вызывать трепетного чувства высокие оштукатуренные стены с арочными переходами, словно в музеях, увешанные коврами. Ковров, кстати, было много — и на полах, и на стенах, не говоря о бесконечных ковровых дорожках по всем коридорам.
Но Вячеслав Иванович вовремя вспомнил, что Приволжский федеральный округ как раз тем и знаменит, что в него входит множество национальных образований — и каждое со своими древними обычаями. И хотя, судя по справке из личного дела генерала Седлецкого, ни к татарам, ни к башкирам, ни к чувашам, ни ко всем остальным нацменьшинствам он не принадлежал, а писал в документах «русский», видно, окружающий быт оказывал на него самого и его семью определенное влияние. Грязнов заметил на вешалках яркие национальные халаты, в которые, вероятно, облачались домашние, мягкие чувяки — в них наверняка было приятно ходить по коврам, фетровые шапки, более уместные, правда, в парилке, и так далее. То есть какой-то национальный дух присутствовал, но в мелочах.
Сам же Седлецкий, с длинным лицом, отвислыми щеками, темными мешками под глазами и редкими кудерьками вокруг обширной лысины, был похож на пожилого, медлительного пса странной породы шарпей.
В парной, известно, деловые разговоры — если люди уважают друг друга — противопоказаны. Для этого и придумано простенькое застолье в предбаннике, где люди нередко сидят в чем мать родила, а следовательно, и перед Богом все одинаково равны. Опять же такое застолье располагает и к повышенной откровенности.
Первый заброс Вячеслав Иванович сделал еще в городе, пообещав приподнять некие завесы, и вот теперь пришла пора это сделать. Ничего, в общем-то, не скрывая от коллеги, разве что сознательно педалируя отдельные моменты, Грязное рассказал о той реакции, которую вызвали в министерстве здешние события. Ну, во-первых, появилось гнетущее ощущение от того, что движущиеся и так с грехом пополам реформы благодаря воздвиженской истории вызвали неожиданную и резко отрицательную реакцию у подавляющего большинства населения.
Во-вторых, именно теперь, когда к органам правопорядка приковано повышенное внимание не только общественности, но и властных структур, стремящихся поднять их на более высокую ступень развития, повысить материальное обеспечение, благосостояние и прочее, события в Воздвиженске, а главное — терпимая реакция областного руководства к возмутительному факту получили резко негативную оценку на коллегии министерства. Говорилось об «эффекте торможения» важнейших решений, спускаемых в низовые организации, о круговой поруке, охватившей правоохранительные органы на областных и районных уровнях. Ну а о президентских структурах и говорить нечего, там все просто в бешенстве. И масла в огонь им подливает официально уже назначенная встреча в Кремле с представителями международных правозащитных организаций. Другими словами, если на минутку отвлечься от самого факта массовых избиений населения, более удачный — в сугубо отрицательном, разумеется, смысле — момент трудно было бы выбрать, чтобы подложить руководству государства такую свинью.
