Другое нехорошо. Никому не надо знать, где и с кем работает Алена. Ее ведь проверяли, когда рекомендовали на работу в финансовый центр империи Деревицкого. Но, видит Бог, долгий опыт Попкова помог сделать эту проверку достаточно поверхностной, хотя внешне весьма въедливой и тщательной.
Да, опыта ему действительно не занимать… И фамилия у нее от родного отца, давно почившего в бозе. И в кадрах института дело отсутствует. Да и живет она сама по себе. А мать – одинокая неработающая пенсионерка. При желании все можно сделать, как того требуют обстоятельства. А еще проще развернуть эти самые обстоятельства фасадом к себе, иначе говоря, обернуть их себе на пользу. Так что с этой стороны у Попкова каких-то сомнений не было. Подруги Алены? Ну, в принципе девочки понимают, что можно говорить, а чего не следует.
Так что же ее взволновало? И слова-то какие! «Едва не сгорела!» Нервы, что ли?… А кому нынче легко? Вон, уже и Аронов не терпит. Ждать больше не может, торопит: скорей, скорей! Да, это так, кто опоздал, тот потерял. Много, если не все…
Зная, что сюда, в офис к нему на Земляной вал, Алена никогда и ни за какие коврижки не приедет, а весть у нее горящая, Попков отдал подчиненным необходимые распоряжения, велел искать его в случае форсмажора по мобильнику и отбыл к себе домой на Профсоюзную улицу. А прибыв домой, сказал Регине, чтоб она готовила обед и накрывала также и для Алены, включил телевизор и сел ждать ее.
Дневные новости ничего интересного не сообщали, и он незаметно для себя прикорнул в кресле.
Разбудила Алена. Посмотрел на нее Федор Данилович и даже зажмурился от удовольствия, как сытый котяра: до чего ж хороша, девка! Хотя какая уж девка, это так, по старой памяти. Давно женщина, а все никак не устроится с семьей, все работа проклятая. И жаль, а что поделаешь…
Да и эти ее – тоже неустроенные. Ирина – намекнула как-то Аленка – что-то наркотой стала баловаться. Надо бы ее маленько приструнить, да все времени нет. Ну со второй, с Танечкой, пока, слава Богу, спокойно, да ведь, как говорится, все у нас хорошо до поры. Пока гром не грянет… Вспомнил их отставной генерал, глядя на красавицу Аленку, себя тоже вспомнил, когда был помоложе, да покрепче телесами, и приятная волна разлилась по телу. Однако надо бы и дочь послушать.
– Ну что там у тебя загорелось? – спросил снисходительно.
И опять совсем не поразил генерала сам факт пребывания майора Машкова в офисе банка Деревицкого. Из очень доверенного источника знал Федор Данилович об акции, которую готовят две федеральные службы – безопасность и налоговики. И будет она, эта операция, необычайно чувствительным ударом по главному конкуренту. Знал, но ни с кем пока не делился своей информацией. Даже с собственным хозяином – Владимиром Яковлевичем Ароновым. Зачем загодя? Вот начнется, и тогда не составит особых трудностей частично приписать сию акцию и своей собственной инициативе. Вот, мол, какие мы! Еще не отсырел порох! И кто станет в случае удачи разбираться, с чьей ловкой подачи сокрушили господина Деревицкого? То-то и оно!
Но пока он предавался отчасти честолюбивым соображениям, сказанное Аленой будто огромный таз ледяной воды опрокинуло на его седую и умудренную голову.
Она рассказала и даже показала, как пересчитывал в конверте деньги Машков. Для большей убедительности она вынула из сумочки свой собственный и продемонстрировала.
Ошарашенный Попков машинально взял у нее конверт, открыл и увидел зеленые купюры. С изумлением уставился на дочь. Мол, это что, тот самый конверт, о котором она только что говорила?
– Да нет! – зло воскликнула Алена. – Это мой! Я сегодня получила! Премия за отличную работу – от самого Деревицкого, так я понимаю. А Машкову заплатил Жегис. А за что, это уж ты, папуля, думай. Отдай сюда! – И она резко выхватила у него конверт. Сунула обратно в сумочку. – В общем, предпринимай любые действия, но если он еще раз появится в нашем офисе и увидит меня, считай, дело провалено. По-моему, он информирован больше, чем нужно. Я не знаю, о чем он говорил с Рогожиным, и практически мне неизвестно о его взаимоотношениях с Осетровым. А сегодня, между прочим, при неожиданной моей встрече с Деревицким ко мне был проявлен явный интерес. Но я не могу с уверенностью сказать, в каком плане. И это плохо. Я не должна совершать ошибки.
Долго раздумывал над словами дочери Федор Данилович. Даже от обеда отказался, ушел в свой кабинет и заперся там. Поэтому обедали без него.
Наконец, так ни к чему и не придя, он взял трубку мобильника и набрал нужный номер.
– Полковник Караваев слушает, – ответили Попкову.
– Здравствуй, Александр Петрович, – привычно раскатистым басом пророкотал Попков. – Узнаешь?
– А-а… – протянул тот. – Приветствую. Как здоровье?
– Да не очень.
– Прихворнули, что ль?
– А мне доложили, что ты приболел. Вот и звоню – узнать да посочувствовать. Болеть нынче нехорошо. Не вовремя. Да и когда оно бывает – это «вовремя», верно?
– Согласен. Ну давайте увидимся, да обсудим наши недуги. Так?
– Давай, если найдется свободная минутка. Может, подскочишь? Адресок ведь помнишь, поди?
– Отчего ж не подскочить? Давайте и подскочу. Хоть прямо сегодня, попозже. С делами разберусь и навещу… старого друга.
– Ну спасибо. Тогда до встречи.
– И вы будьте… Скажем так, в пятнадцать тридцать. Пока.
Вроде незначительный разговор, а все, что нужно, сказали друг другу. И все правильно понял Александр Петрович Караваев, свой человек – отставного генерал-полковника Попкова. Узнал, но ни разу не назвал по имени-отчеству. Незначительный дружеский разговор, даже треп. А если кто подслушивал – и на такое способны в конторе, – ну так что?
…Примерно то же самое думал и полковник Караваев. Он-то прекрасно понимал, что без острейшей нужды не станет звонить ему на службу Федор Данилович. А раз такое случилось, да еще о здоровье речь завел, значит, худо дело. Где-то случился прокол. Или произошла серьезная и опасная утечка.
Поэтому полковник и не стал мешкать. Достаточно уверенный в себе, он взял с полки первую попавшуюся ненужную папку на «молнии», сказал секретарше, что отбывает по важному делу, будет звонить и важно прошагал к подъезду. Ввиду, надо полагать, секретности поездки, полковник не стал брать оперативную машину с водителем, а сел в собственную голубую «Ладу» девяносто девятой модели.
Отъезжая со стоянки, привычно огляделся, но ничего не заметив на хвосте, спокойно, уже больше не оборачиваясь, покатил по направлению к Профсоюзной улице.
Он не был особо виноват в своей самоуверенности, скорее сработала привычка: кому нужно следить за ним? Абсурд. И потому не увидел полковник, что вслед за ним устремились серые, почти неприметные из-за своей обыденности, «Жигули».
Машина у полковника была новая, всего-то и прошла три тысячи. Бегала быстро, а полковник любил хорошую скорость. Но и «Жигули» не отставали, и это значило, что движок у машины был не обычный, а форсированный. И никуда полковничья «Лада» убежать не сможет.
