– Как? Разве тебе все еще мало? Ах, Боже мой, какой ты… Ну конечно, пойдем, любимый… Ах!…
Потом она заперла за ним дверь, ушла в душ и, выйдя через полчаса, чтобы закурить наконец свою сигаретку и выпить чашечку кофе, посмотрела на часы и сняла телефонную трубку.
– Юрий Петрович? – ласково спросила она. – Доброе утро, Юрочка! Как вам спалось?
– Мне снилась ты, дорогая, – в тон ей ответил бодрым голосом Гордеев. – И я не могу сказать, что это был спокойный сон. Вовсе нет! Я несколько раз просыпался в поту и быстро засыпал, чтобы поскорее досмотреть, чем закончится.
– И чем же? – хохотнула она.
– О-о! Это не для телефона, нет!
– Ну… я хоть не нанесла ощутимого урона твоей нравственности?
– Напротив, непоправимый урон! Даже и не знаю теперь, что делать дальше…
– У меня есть рецепт. Тебе сегодня, я думаю, позвонит один молодой человек. Я о нем, кажется, уже говорила. Его зовут Евгений Сергеевич Осетров. Поговори с ним, пожалуйста. А условия остаются прежними, можешь назвать ему сумму гонорара, аванс там, ну, в общем, как у вас это положено. Хорошо?
– Как скажешь, дорогая! – засмеялся Гордеев. – А вы с ним остаетесь, как я понял, в тени, да?
– Абсолютно верно. Только постарайся не обсуждать с Женей мои достоинства, ладно? А то он ревнивый, ха-ха!
– Еще один на твою голову!
– Почему?
– Так ведь я тоже безумно ревнивый! Ну хорошо, я постараюсь не выдать нашей тайны.
– А разве она уже есть?
– Алена! Зачем же мне тогда снился этот замечательный эротический сон?!
– Ах, мужики… ну что мне с вами делать? Просто ума не приложу.
– Хочу сознаться. У меня есть, Алена, несколько советов на этот счет, и если ты пожелаешь…
– Ну что ж, возможно, я захочу их выслушать, – томно заявила Алена и снова мурлыкнула: – Тогда до встречи, мой советчик! После разговора позвони.
Последнее она сказала деловым и серьезным тоном, как бы подводя черту под телефонным флиртом. И улыбнулась, глядя на себя в большое напольное зеркало:
– Гляди-ка, чего делается!… Пожалуй, Танечка пока перебьется.
И подумала с усмешкой: «Лето, что ли, такое жаркое было, что у всех до сих пор мозги плавятся?…»
Осетров подъехал на Таганку после работы. Это было не очень удобно для Гордеева, потому что у него уже появились определенные надежды на возможное рандеву с тайной работодательницей. А после ее утреннего звонка, который ощутимо повысил его шансы, надежда на свидание укрепилась, поскольку в интонациях Алены он почуял желание принести извинения за вчерашнюю некоторую неоправданную резкость. Да это, впрочем, понятно: женщина красивая, с норовом, не любит, когда ей что-то диктуют, но всегда готова откликнуться на прямолинейную лесть. Ибо не может не знать, что именно такая лесть идет от чистого сердца, в то время как всякие изощренные и витиеватые поползновения, намеки, двусмысленности яснее всего демонстрируют испорченность натуры льстеца и его нечистые помыслы.
Гордеев сам был свидетелем того, как один из его приятелей долго обхаживал и уламывал симпатичную общую их знакомую, нашептывал ей на ушко какие-то тщательно завуалированные скабрезности, и та заметно млела, таяла, подобно воску горящей свечи, готовая уже принять именно ту форму, которую ей придадут ловкие руки ее обожателя, но в самый последний момент заскочил в компанию третий их приятель. Увидел девицу, сделал огромные изумленные глаза и воскликнул: «Парни, где вы откопали такую роскошную бабу?! С ума сойти!» И все, свел телку со двора. Правда, в ту пору так не говорили – красивых девушек телками не называли. Но результат был просто поразительный. Она ушла с ним, даже не оглянувшись на своего ошарашенного обожателя. Правда, и у того, третьего, тоже надолго не задержалась. Но все же!
Вот и Гордеев предпочитал грубую лесть. Но только с теми женщинами, которые интуитивно ждали от него интеллигентских фиглей-миглей и прочих импотентских выкрутасов. А это, как правило, очень красивые и не менее самоуверенные женщины. Графиня должна отдаваться в лопухах – так свидетельствует мировая классика. А крутые спальни под шелковыми балдахинами просто придумал Дюма-папаша.
Итак, похоже, вечер был испорчен. Приехавший Осетров не вызвал у адвоката реакции отторжения, как это иногда бывает, когда клиент сразу не по душе, однако работа требует внимания. Но и радости тоже не добавлял.
Возможно, как человек практический или получивший соответствующие инструкции от Алены, которая всем этим делом, видно, и заправляла, что уже понял Гордеев, Евгений Сергеевич, скоро попросивший называть его просто Женя – и на это тоже наверняка намекнула ему Алена, – первым делом заговорил о гонораре. Тема наиболее приятная в стенах юридической консультации. И скользкая. Можно ведь и продешевить, и с такой же вероятностью спугнуть клиента. Но Гордеев уже решил для себя не зарываться. И предложил вполне приемлемую по его мнению, сумму, учитывая явный интерес такой восхитительной и наверняка не бедной женщины, как Елена Георгиевна Воеводина. Уж если она со своей компанией, в которой состоит и этот фээсбэшник, осмелилась судиться в некотором роде с системой, то, значит, у нее имеются на то и возможности, и соответствующие средства. А уж от чьего лица будет исходить иск – это чистая формальность. Так, во всяком случае, представлял себе дело Юрий Петрович.
Он остановился на сумме в десять тысяч долларов. В рублевом, естественно, эквиваленте. Осетров, даже не думая, согласился. Жаль, тут же подумал Гордеев, можно было и удвоить сумму. Но решил, что сам факт торговли может представить его в невыгодном свете перед Аленой, а этого ему хотелось меньше всего.
Затем Осетров стал рассказывать о существе проблемы, при этом, как заметил Юрий Петрович, старательно обходя главный вопрос: чем конкретно занимался Вадим Арсентьевич, каким важным делом, из-за которого, собственно, и могло произойти убийство, сымитированное под самоубийство. Гордеев слушал, отмечая необходимые детали в блокноте, не прерывая пока вопросами, на которые этот Осетров все равно должен будет ему ответить. И первый из них: между кем и кем мог оказаться Рогожин, между какими силами, какими жерновами? Из чего и последует вывод: кому было выгодно это «самоубийство». Будем пока называть его так, но возьмем в кавычки. Поскольку появились сомнения.
Далее Женя рассказал о своем визите к судмедэксперту Вербицкому, которого немного знал и Гордеев, главным образом по прежней своей работе. Старик и тогда не производил впечатления, будто ты имеешь дело с чудаком и фантазером. А его выводы практически никем не оспаривались. Поэтому и теперь не было сомнений, будто он что-то придумывает или присочиняет. Однако труп давно сожжен, а все выводы, которые были изложены в акте экспертизы, сохраняются в тетради самого патологоанатома. Но в несколько ином виде, нежели в официальном документе. В акте была только констатация факта: имеются следы уколов. Ну так что? Может, потенциальный самоубийца попросту сел на иглу. При чем здесь кто-то посторонний? У Сигизмунда же Тоевича имеется на этот счет личное мнение. И оно может оказаться как раз важнее всех остальных выводов. Просто это его мнение никого не интересовало. В ФСБ, разумеется.
