– Естественно.
– Ничего не заметили странного?
– А что там может быть непонятного? Суицид в чистом виде.
– Да? Интересно. Ну ладно, значит, не знаете…
– Простите, я не понял, – будто бы забеспокоился Машков, – у вас разве имеются сомнения? Или я что-нибудь не так понял?
– Нет, если у вас нет никаких сомнений, так что ж тогда мы будем обсуждать эту тему? Верно? А вот если появятся – другое дело. Но я хотел спросить у вас вот о чем. У Вадима определенно была женщина. Он пару раз упоминал о ней, но не называл. Очень красивая, эффектная. Не знаете? – Евгений дождался отрицательного покачивания головой и продолжил: – А он говорил, что это именно вы его с ней познакомили.
– Я-а-а?! – Машков изобразил такое изумление, что Осетров едва не поверил.
– Ну да, – ответил спокойно. – В «Метелице», что ли? Это на Новом Арбате? Потом еще интересовались, мол, как дела и прочее. Не помните?
– Честное слово, не помню!… Женщина? «Метелица», говорите? Вообще-то я там бывал однажды, правда, уже и не помню когда. А может, и Вадим тоже там был? Вот и встретились. Чисто случайно.
– Бывает, а чего? – поддержал очередное вранье Евгений. – Вполне возможно. Так вы, значит, не помните? Вот бы разыскать… Хоть спросить, может, она знает. Подскажет.
– Не знаю, не знаю… – пробормотал Машков, изображая глубокое размышление. – Черт его знает… Но если вспомню, я вам обязательно скажу… Женщина? Удивительно!
– Что удивительно?
– Ну… Вадим и какая-то женщина. Да еще эффектная, как вы говорите. Я-то был просто уверен, что он ни на кого, кроме своей Нины Васильевны, и не глядит. Она, по-моему, тоже в этом абсолютно уверена. Ну, в смысле, что не глядел. Смотрите-ка, открытие!
Он теперь явно старался заболтать главную мысль, уйти от нее, сведя все к изумившей его информации. Прав был старик Вербицкий, светлая голова, когда поправил Осетрова. Уходя, Женя заметил, что теперь в сущности дело за малым: отыскать правду. На это Сигизмунд Тоевич нравоучительно и немедленно отреагировал в свойственной ему иронической манере: «Не путайте два понятия, молодой человек. Недаром же народ говорит, что у каждого своя правда. Что это обозначает? А то, что вы можете по ошибке отыскать любую правду и остановить свое внимание, к сожалению, как раз на той, какая вам будет в принципе удобна. Но это же чистая хреновина? А что вам надо? А, вам нужна не правда, а истина? Которая бывает одна. Независимо от политики, экономики и прочего дерьма. Вон, и у большевиков была своя „Правда“ – и с большой буквы, и в кавычках! И что? При чем здесь истина? Ой, не морочьте мне голову!»
Вот и теперь Евгений отчетливо наблюдал, как старательно уходил от одной правды к другой, к своей, Олег Николаевич Машков, потому что наверняка почувствовал в той, другой, правде опасность для себя. Иначе чего бы он так вилял? Но и та, другая, тоже не была по сути правдой. То есть по справедливости правдой-то она, возможно, и была, но уж истиной не являлась точно!
Осетров совсем запутался в своих умопостроениях и махнул рукой, снова вызвав удивленный взгляд у Машкова. Но объяснять не стал. Да и потом, он же действительно не собирался производить собственное расследование. Кстати, кто ж ему позволит? Это не его дело. И он, поняв, что от Олега больше ничего не получит, кинул свой окурок в урну, поставив тем самым точку в разговоре.
– Ладно, у меня сегодня еще дел навалом. Извините, что оторвал и вас от работы. Да, кстати, чуть не забыл. Те доллары, что вы обнаружили в цветочном горшке, они не криминальные. Мне Вадим как-то сознался, что стал помаленьку откладывать заначку на черный день. Ну и переводил по мелочи в валюту. При нашей с вами, Олег, бурной жизни никогда не знаешь точно, с чем уже завтра оставишь свою семью. Вы доложите об этом своему начальству. Да и потом, насколько я слышал, нашему брату за те сведения, которыми мы располагаем, подобные гонорары не платят. Это же кошкины слезы, верно? Ну, поеду. А вы у себя решайте, кто войдет в нашу бригаду вместо Рогожина. Против вас я бы не возражал. Вадим довольно тепло о вас отзывался. Привет.
Евгений пошел вниз по лестнице, физически ощущая на своей спине сверлящий взгляд Олега Машкова. Ничего, теперь было в самый раз. Пусть-ка майор немного умоется.
Но по осторожной реакции Машкова Евгению показалось, что Олег знает гораздо больше, чем говорит. И знает, в частности, такое, о чем и говорить-то не желает. А это указывает на то обстоятельство, что не веревка все-таки, нет, но ниточка уж точно появляется. Найти бы только того, кто согласился бы пройти вдоль нее, держась за тоненький кончик. Но не дергал резко, иначе очень просто оборвать.
И он вдруг задумался о своей странной роли в этой истории. Будто кто-то старательно втягивал его в непонятную ему разборку. Причем одна жертва уже есть – Вадим. Кто следующий? И он решил не торопить события. Невежливо обманывать даму, но… дела-с!…
Глава шестая НОВЫЙ ПОВОРОТ ТЕМЫ
Адвокат Юрий Петрович Гордеев сидел в своем закутке, который лишь при большой фантазии можно было назвать рабочим кабинетом. Плотная штора – вместо двери – была задернута. Впрочем, некоторая убогость внутреннего убранства юридической консультации No 10, которой заведовал сам Генрих Афанасьевич Розанов, фигура весьма видная среди российской, а тем более московской адвокатской братии, с успехом компенсировалась качеством предоставляемых клиентуре услуг. «Адвокатская контора», как без особого пиетета называл место своей работы Гордеев, была хорошо известна в столице. Сюда привычно обращались за юридической помощью не только законопослушные россияне, уязвленные до глубины души этим самым законом, но и разнообразная криминальная братва, имеющая жгучий интерес натянуть нос закону. И надо сказать, что розановская, закаленная в судейских боях гвардия не подводила ни тех, ни других, руководствуясь при этом мудростью все того же Розанова: «Наш клиент всегда прав, нам же остается только доказать это».
Сам Юрий Петрович, в не таком уж далеком прошлом следователь, «важняк» Генпрокуратуры, где он трудился под непосредственным руководством небезызвестного Александра Борисовича Турецкого, покинул так и не ставшие для него родными стены Следственного управления, что в Благовещенском переулке, бывало, тяготился своей новой ролью защитника иного «обиженного государством», у которого на лбу четко обозначались номера статей Уголовного кодекса, с коими клиент был категорически не согласен. И адвокат никак не должен был разочаровывать своего клиента…
Наверное, потому, что в Юрии Петровиче все-таки глубоко еще сидел следователь, от которого он, уже теперь защитник, никак не мог или не хотел избавиться, он нередко занимался несвойственной адвокату деятельностью – собиранием доказательств, что является прерогативой именно следователя или прокурора. И по этой причине попадал во всякого рода неприятные ситуации. Но, с другой стороны, собранные им самим доказательства позволяли ему иной раз добиваться прекращения уголовного дела и освобождения подзащитного из-под стражи на стадии предварительного расследования уголовного дела. Вот и думай, что тут лучше: склонить суд, а иногда и присяжных, на свою сторону блистательной защитительной речью а-ля там Плевако, Кони или Александровский либо развалить дело к чертовой матери еще до судебного заседания? Второе звонкой славы «адвоката Божьей милостью» тебе, разумеется, не принесет, но уж определенная известность в не менее определенных кругах будет обеспечена. Парадокс? А куда деваться?…
