— Вы пришли с каким-то предложением, — сказал после длительной паузы Селезнев. — Я готов вас выслушать.
— Вы собираетесь кончать жизнь самоубийством? — в лоб спросил Турецкий. — Чтобы спасти хоть в малой степени честь своей «конторы» на Шаболовке?
— Помилуй бог! — развел руками Селезнев. — Да у меня и оружия…
— За это не беспокойтесь, тот, кому надо, доставит вам не зарегистрированный и нигде не засвеченный ствол и даже поможет, если у вас вдруг рука захочет дрогнуть. Это как раз не проблема.
— Вы считаете, дошло уже до этого? — осторожно спросил Селезнев.
— Мы не считаем, — вмешался Грязнов, — мы уверены.
— Интересно… — пробормотал Селезнев и как бы слегка опал, стал меньше, потерялась осанка, он немного сгорбился и словно постарел.
— Ничего интересного, — возразил Грязнов. — Официально я, например, защищать вас не обязан. Но совет могу дать. Оказать помощь, если желаете.
— Чем же я должен заплатить за это? Ведь альтруизм у нас не в ходу.
— А ничем. Пока сами не дозреете. Так вот, в свое время, уйдя из МУРа, я создал агентство, которое существует и по сей день. И неплохо, должен заметить, существует. Эти ребята помогают и мне, как в данном случае, ну, с теми же Сипой и Боровом, проводить некоторые секретные операции. Это между нами, надеюсь. Так вот, человек, как я и думал, вы не бедный, сможете отстегнуть им сотню-другую баксов за собственную безопасность. И не считайте, что я просто ищу ребятам работу, у них хватает. Если согласны, я позвоню прямо сейчас, и сюда подъедет человек, на которого вы сможете полностью положиться.
— Значит, я вам так нужен? — с неожиданной иронией спросил Селезнев.
— Честно? — Грязнов прямо посмотрел ему в глаза. — Не больше, чем всякий другой живой свидетель. Достаточно?
— Вполне. Я согласен.
— Хорошо, — сказал Грязнов, поднимаясь, — тогда я выйду и позвоню…
— Скажите, Александр Борисович… — негромко произнес Селезнев после непродолжительной паузы. — Я могу вас так называть? Или надо уже — гражданин следователь?
— Разве ваши коллеги завершили расследование?
— Нет, но…
— Ах, вы уже сами не сомневаетесь в исходе?
— Ну… как сказать!
— Так в чем же тогда дело?
— В вашем присутствии. Грязнов — понятно. А вы зачем приехали?
— Вряд ли поверите. Посмотреть на вас. Я иногда верю первому впечатлению.
— И что оно вам подсказывает? Если не тайна.
— У вас есть все основания бояться. А братья Багировы не из тех, кто станет сидеть, ожидая, пока над ними разразится гроза. Тем более, когда под угрозой оказывается не только товар, но и железные обязательства перед партнерами. Так я думаю, — скромно закончил Турецкий.
— Вы и это знаете… — поставил точку в его сомнениях Селезнев.
— Работаем, — кратко ответил Турецкий с интонацией известного Саида из «Белого солнца пустыни», повторявшего: «Стреляли…»
— Своим присутствием, Александр Борисович, вы мне напоминаете о нашем же юридическом принципе, что ли… Активное содействие следствию, помощь, чистосердечное признание и так далее. Я никогда прежде не соотносил это с собой. Со своей жизнью…
— Пришлось?
— Знаете, да…
— И как?
— А я все жду, какие подходы вы изберете? Какие встречные предложения выскажете? А вы как бы… индифферентны.
— Разве? — чуть усмехнулся Турецкий. — Да мы ж с вами только об этом и говорим!
Селезнев вскинул на него взгляд, хмыкнул:
— А ведь, пожалуй, вы правы… Я, наверное, кое-что вам скажу… для начала. У вас есть на чем записать? Если хотите, можете воспользоваться моим магнитофоном, — Селезнев кивнул на сооружение в углу большой комнаты, где были смонтированы телевизор с огромным экраном, видеомагнитофон, стереосистема и музыкальный центр. Там же лежал и небольшой магнитофон, типа репортерского.
— Записать я могу, но было бы гораздо лучше, чтобы вы сами изложили свои показания на бумаге, — сказал Турецкий, включая магнитофон и ставя его между собой и Селезневым…
Незаметно вошедший в комнату Грязнов, услышав то, о чем говорил Селезнев, который смотрел прямо перед собой и, казалось, ничего вокруг не замечал, сделал огромные глаза и с изумлением взглянул на Турецкого. Тот, также одним взглядом, предупредил Вячеслава, чтобы он молчал и не вмешивался. Грязнов тихо прошел к своему креслу и сел. Селезнев не обратил на него внимания.
Недолгая исповедь его, если это можно было назвать так, практически не касалась вербовочной стороны. Видимо, полковник не решил для себя, как он это подаст. Зато он назвал имя Теймура, которому он, исходя из прежних приятельских соображений, раз-другой выдал интересующую того информацию, не так чтобы уж и важную в оперативном отношении — в ту пору, хотя по прошествии времени как посмотреть. Ну а дальше — больше. Ибо иной раз сведения, касающиеся партнеров, а тем более — конкурентов, стоят немалых денег. И выигрывающий бывает не прочь поделиться…
Слова известного, приближенного к трону экономиста — «надо делиться» — хорошо вписались в моральное состояние человека, у которого прямо на глазах рушились извечные устои. Конечно, это не оправдание, но все же…
Селезнев замолчал, будто из него весь воздух вышел.
Немного, но важно, что он сам начал говорить. И теперь в связи с некоторыми признаниями Турецкий с Грязновым могли ускорить развитие дальнейших событий, вызвав к себе для бесед Теймура и Джамала Багировых. Появилась тема для конкретных разговоров.
Поняв, что сегодня ничего нового больше не будет, Грязнов сказал, что в ближайшие полчаса сюда подъедет сотрудник агентства «Глория», которое берет на себя обязательства обеспечить безопасность Евгения Яковлевича. Желательно до его появления никого в дом не пускать, на телефонные звонки не отвечать и близко к окнам не подходить. Их лучше вообще задернуть непрозрачной занавеской.
— Жена ушла по делам… в магазин там, еще куда-то… — заметил Селезнев. — Ее что, тоже не пускать?
— Это очень плохо, — серьезно ответил Грязнов. — Придется ждать ее возвращения. Это долго будет?
— Не знаю, — пожал Селезнев плечами. — Женщина… Она-то не под арестом! А что, неужели все действительно так серьезно?!
— Хотели бы и мы это знать… Интересно, а какой подход найдут они? Как думаешь, Александр Борисович?
— Давай сделаем так: ты посиди тут, а я спущусь в машину. И будь на связи. Попробуем максимально исключить риск…
— Евгений Яковлевич, — сказал Грязнов, — у вас есть время. Не теряйте его, берите-ка бумагу…
Глава четырнадцатая И НА СТАРУХУ БЫВАЕТ…
Смотрящим в камере, куда поместили Сиповатого, был худощавый, но ширококостный мужик с выпученными глазами и губастым ртом. Возможно, за эти, чисто внешние, признаки его называли Карасем.
