— Ну насчет быстро — это я и сам бы хотел, — сказал Турецкий. — А что значит — без огласки?
Меркулов поставил чашку на стол и пристально посмотрел на Александра Борисовича:
— Это значит, что до поры до времени нам лучше не беседовать об этом с журналистами. Никакой шумихи. Кроме той, что уже поднялась.
— Думаешь, это поможет? — с сомнением спросил Турецкий. — Кожухов был главным редактором крупнейшей газеты. А у журналистов дух корпоративности почище нашего. Для них узнать детали этого дела — вопрос чести.
— Со временем узнают, — сказал Меркулов. — Но не сейчас.
— Откуда такая конспирация?
— А откуда такое любопытство?
Турецкий пожал плечами:
— Моя профессия — задавать вопросы.
— Это верно, — кивнул Меркулов. — А их профессия — уклоняться от расспросов. Налицо конфликт интересов, правда? — Он улыбнулся. — Ладно, Александр Борисыч, давай к делу. Съезди на Новокузнецкую и ознакомься с протоколами осмотра места происшествия и с заключением судмедэксперта. Больших горизонтов, судя по всему, эта поездка перед тобой не откроет, но все-таки… С сегодняшнего дня ты официально возглавляешь оперативно-следственную бригаду. И не надо мученических гримас. На это дело тебя посылаю не я, на это дело тебя посылает родина.
— Главное, чтобы она не послала меня слишком далеко, а то можно и не вернуться, — меланхолически заметил Турецкий.
3
— Здравствуйте! — Невысокий крепкий мужчина протянул Турецкому руку. — Следователь Звягинцев.
— Александр Борисович Турецкий, следователь Генпрокуратуры, — отрекомендовался Турецкий, пожимая Звягинцеву руку.
У Звягинцева было усталое, желтоватое лицо. Он достал сигарету и закурил.
— Я читал материалы дела, — начал Турецкий. — Но мне хотелось бы услышать ваше личное мнение.
— Никто ничего не видел. Никто ничего не знает, — ответил следователь.
Турецкий пристально на него посмотрел. Следователь смутился.
— Ладно, — сказал он. — Если хотите узнать мое мнение, тут происходит что-то странное.
— Из чего вы это заключили?
— Из фактов, Александр Борисович. — Звягинцев глубоко затянулся. Он держал сигарету не на отлет, а в пригоршне, как старые, опытные солдаты, которые прячут мерцание огонька от неприятеля.
— Так почему вам кажется, что это дело странное? — повторил Турецкий.
Звягинцев прищурился и усмехнулся:
— Ну, судите сами. Все билеты на спектакль были проданы, так? Смотритель увидел, что дверь ложи приоткрыта, постучался и вошел. Кожухов был мертв.
Но два места в ложе, рядом с ним, пустовали. Спрашивается — почему?
— И почему же?
— Да потому, что там сидели убийцы!
— Ну, — Турецкий пожал плечами, — может, людям не понравился спектакль и они ушли пораньше.
— Эта версия тоже приходила мне в голову, — не обращая внимания на иронию в голосе Турецкого, продолжил Звягинцев. — Но есть у меня и еще одно предположение.
— Излагайте.
— Охрана, — тихо произнес Звягинцев. — Там могла сидеть охрана Кожухова. Вы ведь читали в деле, что в последние дни Кожухова никто не видел. Считалось, что он заболел. Но разве больной человек пойдет в театр? И потом, в последний день, когда Кожухов был на службе, его секретарша видела двух высоких мужчин, которые поджидали Кожухова в приемной, а когда он вышел, тут же пристроились к нему. Причем один вышел из приемной первым, а второй пристроился за Кожуховым, замыкая шествие.
Звягинцев снова, еще глубже прежнего, затянулся сигаретой и посмотрел на Турецкого, словно спрашивал, оценил ли важняк всю неоспоримость его версии.
— Давайте дальше, — коротко сказал Турецкий.
— Хорошо. Дальше так дальше. Я думаю, что Кожухов не ходил на работу, потому что ему угрожали. И кто-то знал, что ему угрожает опасность, и приставил к нему людей для охраны. Вот в этом-то и заключается основная загадка. На кой черт нужно было приставлять к журналисту охрану?
— Ну, журналистов тоже иногда убивают, — пожал плечами Турецкий. — Вспомните Дмитрия Холодова…
Звягинцев махнул сигаретой.
— Дело не в этом, Александр Борисович. Тем более что ничего сенсационного Кожухов не написал, никого не разоблачал.
— Похоже, у вас есть собственная версия всего происшедшего?
— Есть, — кивнул Звягинцев. — Но, думаю, она не слишком отличается от вашей.
— В таком случае озвучьте ее поскорей, и мы сравним.
— Озвучить? Пожалуйста. Бизнес! Кто-то захотел прибрать газету к своим рукам. Кожухов узнал об этом и нанял охранников. А они его шлепнули.
Звягинцев отбросил окурок, достал из кармана новую пачку сигарет, вытряхнул одну, вставил ее в рот и, чиркнув зажигалкой, посмотрел на Турецкого с хищным прищуром.
— Что ж, может быть, может быть… — задумчиво произнес Турецкий.
— Да не может быть, а факт! Хотя… это, конечно, всего лишь мое мнение.
В кармане у Турецкого зажужжал мобильник.
— Александр Борисович, ты еще там? — пробасил в трубку Меркулов.
— Да.
— Тогда жди у входа. Сейчас тебя подберет машина.
— А что случилось?
— Сейчас расскажу…
4
Погода была чудесная. Вечернее солнце пекло уже умеренно, ветерок, легкий и прохладный, тихонько ворошил тонкие ветви лип.
Тощий человечек с маленькой плешивой головой сидел в летнем кафе и пил пиво. Он пил маленькими глотками, блаженно прикрывая слезящиеся глазки и причмокивая губами. Напротив плешивого расположился другой мужчина. Он был невысок, но коренаст, одет в добротный пиджак и, в противоположность плешивому, имел лицо хмурое, хладнокровное и уверенное.
— Ну, — сказал (а вернее, даже приказал) хмурый, — рассказывай!
На лице плешивого появилась гнусная улыбочка.
— А как насчет оплаты? — протянул он.
— Как всегда, — ответил хмурый. — Деньги ты получишь, но лишь в том случае, если информация будет действительно ценной.
Плешивый подозрительно прищурился:
— Имейте в виду, если вы мне не заплатите, я положу нашему сотрудничеству конец. А для вас это будет не меньший удар, чем для меня.
— Это как сказать, — с ухмылкой произнес хмурый и, в свою очередь, положил на стол увесистый кулак. — Рассказывай. А уж мы тебя не обидим.
Лицо плешивого осветилось улыбкой. Казалось, что странный и грубоватый ответ хмурого удовлетворил его целиком и полностью.
