Не помогала даже пригоршня цитрамона, которую подполковник по привычке забрасывал в рот, запивая глотком холодной минералки.
Оставалось терпеть.
Когда Егор Осипович вошел в квартиру, его жена Ольга полулежала в мягком кресле со стаканом мартини в руке и дымила тонкой длинной сигареткой. На ней было длинное вечернее платье с глубоким декольте и умопомрачительным разрезом, обнажающим смуглую бархатистую кожу ее бедра. В этом наряде Ольга выглядела чертовски соблазнительно.
Сизый дым густым облаком поднимался к потолку и расползался по нему огромной призрачной паутиной. Данилов посмотрел на это облако и почувствовал резкий приступ тошноты. Когда у него болела голова, он терпеть не мог сигаретного дыма, и Ольга об этом знала.
— Дорогая, я тысячу раз просил тебя не курить в комнате. Неужели так тяжело выйти на кухню?
Ответом Егору Осиповичу было тяжелое молчание.
— Я, кажется, к тебе обращаюсь, — сердито проговорил подполковник. — У тебя что, проблемы со слухом?
Ольга медленно обернулась, выпустила в сторону Данилова струю дыма и посмотрела на него таким взглядом, словно он только что голыми руками задушил ее мать.
— Где ты был? — четко и раздельно спросила Ольга.
Данилов поморщился:
— Опять эти дурацкие допросы. Ты же прекрасно знаешь, что я был на работе.
— Я тебе звонила.
— И что?
— Тебя нигде не было.
— Ничего удивительного. Меня сложно застать на одном месте.
— А мобильник? Почему ты отключил мобильник?
Данилов посмотрел на карман своего пиджака и смущенно кашлянул:
— Что ты, зая. Просто я его не слышал. Должно быть, батарейки подсели.
Ольга поставила стакан на пол, быстро поднялась с кресла и подошла к Егору Осиповичу вплотную. Глядя ему прямо в глаза, она опустила руку в его правый карман и вытащила оттуда телефон. Затем, не произнося ни слова, развернула телефон дисплеем от себя и поднесла его к лицу Данилова.
— Вот черт, — сказал Егор Осипович, опуская глаза и простодушно улыбаясь. — Видать, нечаянно нажал на блокировку. А я-то думаю: почему мне никто не звонит? Неужели кредиторы забыли о моем существовании?
Он попробовал рассмеяться, но, наткнувшись на по-змеиному холодный взгляд жены, замолчал.
— Ты опять был у нее, — все так же медленно и четко произнесла Ольга.
— Чепуха.
Егор Осипович отвернулся от жены, подошел к журнальному столику, взял с него бутылку мартини и, запрокинув голову, большими глотками влил четверть содержимого бутылки себе в рот.
Ольга молча смотрела, как в такт глоткам двигается его кадык.
— Ты опять был у нее, — вновь повторила она.
Данилов поставил бутылку на столик, вытер рот салфеткой, подошел к Ольге и обнял ее за плечи:
— Зая, ну ты же знаешь, что я не могу иначе. Все-таки там мой сын. И он болен. В какую свинью я превращусь, если забуду о его существовании?
— Чем он болен?
— Ты же знаешь — бронхитом.
— Врешь. — Ольга нахмурилась: — Я звонила его врачу. Твой сын здоров.
— Да, здоров… Теоретически. Но на самом деле он все еще очень слаб. — Егор Осипович хищно осклабился: — Черт бы тебя побрал, могу я принести родному сыну немного фруктов?
Данилов плюхнулся в кресло и взгромоздил ноги на журнальный столик.
Когда несколько недель назад Егор Осипович узнал, что у мента Богачева есть больной сын, он почувствовал приступ щемящей тоски. Он в тот день как раз прикидывал возможные кандидатуры для выполнения «задания», внимательно просматривая личные дела, стопкой лежащие у него на столе. Если до этого мгновения майор милиции Богачев был для него совершенно чужим человеком, на жизнь которого Данилову было, в общем-то, плевать, то теперь он почувствовал к этому менту… что-то родственное.
Это было странное чувство. С одной стороны, профессиональная радость от того, что кандидат наконец-то определился. С другой — неприятный осадок в душе, словно подполковник предавал какую-то общую идею, которая прочно связывала их, как двух заговорщиков. «Не идея, а общая беда», — подумал тогда Данилов…
Резкий голос жены вывел подполковника из задумчивости.
— Брось юлить, Данилов! Смотреть на тебя противно!
— Да? — Подполковник холодно улыбнулся: — А ты не смотри. Иди лучше загляни в свою бутылку. Там как раз осталось немного пойла. Может, сможешь утопить в нем свое горе.
Ольга усмехнулась, медленно покачала головой и тихо произнесла:
— Боже мой, какой же ты подлец! — Затем резко развернулась и вышла из комнаты.
Данилов медленно поднялся с кресла, постоял посреди комнаты, широко расставив ноги и глядя в пол, потом повернулся и направился за женой.
Дверь, ведущая в спальню, была закрыта на замок.
— Оля, дорогая, — сказал Егор Осипович мягким голосом, — ну что ты в самом деле? Ну заболел у человека сын, ну зашел он его навестить — ну что в этом особенного?
— Ложь, — послышался из-за двери хрипловатый, дрожащий от слез голос Ольги. — Ты зашел, чтобы повидаться с ней. Ты ее по-прежнему любишь.
— Черт, да о чем ты говоришь! Я люблю только тебя. А с этой женщиной меня давно уже ничего не связывает. — Егор Осипович задумчиво почесал пальцем переносицу и добавил: — Кроме сына.
— Если ты хочешь развестись — так и скажи, — раздался из-за двери приглушенный голос жены. — И не будем портить друг другу нервы.
— Что за чушь? Зачем мне с тобой разводиться? Открой. Мне… нужно тебе что-то показать.
— Показать? Что показать? Фотографию твоей бывшей жены? Ту самую, которую ты таскаешь в своем портмоне?
— Но, дорогая, там ведь не только она! Там еще и сын!
— Ты всегда умел находить предлоги. Ладно, черт с тобой. Люби кого хочешь. Мне до этого нет никакого дела.
Щелкнул замок, и дверь открылась. Ольга хотела пройти мимо Егора Осиповича, но он поймал ее за локоть.
— Пусти! — потребовала Ольга.
Данилов покачал головой:
— Нет.
— Пусти! Я забыла сигареты!
— Нет, зая. Ты забыла меня поцеловать. Ну иди сюда. — Он привлек жену к себе и нежно поцеловал ее в лоб. Затем поднял руку и подцепил пальцем повисшую у нее на реснице слезинку. — Ну хватит дуться, любовь моя. Больше это не повторится.
Он хотел поцеловать жену, но в этот момент зазвонил телефон, и Ольга, вздрогнув, отпрянула от него.
— Извини, я сейчас, — сказал Данилов, отпустил Ольгу и быстрым шагом приблизился к столику, на котором стоял телефон. Снял трубку. — Слушаю.
