— Как назвать? — спросил он у мужика.
— Скажи, Рауль, она знает. — Руки мужчина держал за спиной.
Вениамин повторил. Настя обернулась и ответила:
— Пошли его к черту, он мешает.
Рауль услышал и попытался отодвинуть Грача.
— Уйди, я сам скажу.
— Не велено, — философски заметил Грач. — Отдыхай, мужик.
— Мне что, — медленно заговорил Рауль угрожающим тоном, — своих ребят вызвать, чтоб тебя вежливости научили, салага?
— А мне приказано вызывать в таких ситуациях спецназ. Есть вопросы? Нет вопросов.
— Ладно, давай без базара, скажи доктору, документ ее нашел, — мирным тоном проговорил Рауль и показал коричневую сумку, которую до того держал за спиной. — Я заглянул, проверил — ее, Масловской.
Грач посмотрел на него и хмыкнул. Значит, как раз об этом человеке и говорил ему недавно Грязнов, предостерегая, что именно его и надо опасаться в первую очередь. А он тут как тут!
— Анастасия Сергеевна, — крикнул Веня, снова приоткрыв дверь, — ваша сумка неожиданно нашлась! — И уже Раулю добавил: — Надо же, какая счастливая случайность! И далеко от больницы валялась? Не за углом?
— Недалеко, — презрительно процедил Рауль, явно не желая продолжать с охранником разговор.
Вышла Настя, не снимая перчаток и, таким образом, исключив рукопожатие, и задала тот же самый вопрос. Рауль ответил, но уже более вежливым тоном. Потом предложил ей свою помощь. Но Настя отрицательно покачала головой и обратилась к Вене:
— Возьмите ее, Вениамин, и поглядите, ничего там не украли?.. А вы, значит, ехали себе, ехали, глядите, а на дороге сумка валяется знакомая, да? Заглянули внутрь, а там удостоверение на мое имя, верно?
— Примерно так и было, только не на дороге, а у забора, — ответил Рауль и, не глядя, сунул сумку в руки Грача. — Так не надо помочь? Кого на этот раз потрошим?
— Веня, ну что там? — не обращая внимания на Рауля, спросила Настя. — Инструменты есть? Давайте их сюда. Сигареты? Зажигалка? Удостоверение? Все на месте? Странный грабитель, да? И зачем было сумку отнимать?
— Мне тоже так показалось, — ответил Грач.
— Ну и слава богу. Я вас не поблагодарила, Рауль? Спасибо за двойную заботу.
— В каком смысле? — набычился тот.
— Не понимаете? Ну и прекрасно, крепче спать будете. Веня, закройте дверь и никого не пускайте…
А Галя Романова в это самое время пыталась наладить нормальные отношения с медсестрой Калининой, которая никак не хотела идти на контакт. Сперва она говорила, что у нее нет времени, потом заявила, что ничего о Гаранине не знает, даже фамилии такой не слышала. Тогда Галя, уличив ее во лжи, мягко сказала, что зря девушка сильно усложняет себе дальнейшую жизнь, ибо то, что Гаранин умер именно в ее смену, зафиксировано в журнале дежурств. А за отказ свидетеля от дачи показаний в деле, связанном со смертью человека, этому самому свидетелю могут грозить крупные неприятности по признакам статьи 308 Уголовного кодекса, предусматривающей арест виновного на срок до трех месяцев.
Медсестра откровенно струхнула, не выдержала спокойного и аргументированного тона. Но на всякий случай предупредила, что с детства страдает забывчивостью. Особенно в тех случаях, когда тебя об этом настоятельно просят совершенно незнакомые тебе люди, да еще и угрожающим тоном.
В принципе, эта милая и симпатичная девушка по имени Регина могла бы больше ничего и не говорить Гале, ситуация была более чем ясной. Но рассказ, тем не менее, не помешал, хотя и не открывал конкретных подробностей и лиц, ловко организовавших «естественную» смерть пострадавшего Гаранина от «внезапного приступа острой сердечной недостаточности».
А было все это так. Пациента с сильными ожогами в нижней части туловища, особенно пострадали ноги, доставили в приемное отделение где-то в одиннадцать часов дня, впрочем, точное время записано у дежурных. И сразу перевели в реанимацию при хирургии. Собственно, там все и произошло.
Еще в машине, по пути следования с места падения самолета в больницу, этому Гаранину сделали уколы и поставили капельницу. Поэтому прибыл он, можно сказать, в сознании, вернее, возвращался к нему, но так же быстро снова впадал в беспамятство. Он что-то быстро говорил, то есть, скорее, шептал, но этот шепот его был больше похож на бред. Да так оно, наверное, и было, поскольку у него температура поднялась почти до сорока, и он метался в жару, сам сильно обожженный.
Слышала ли Регина, о чем шептал Гаранин? Ну, как сказать, отдельные слова вроде различались, но общего смысла она в них не видела. Сперва он несколько раз повторил слово «взрывы». Галя тут же уточнила: взрывы или взрыв? Оказалось, что именно во множественном числе. Потом он, опять же несколько раз, не очень внятно произнес слово «такси» или «шасси» — непонятно, лицо у него тоже было обожжено. Но это он произносил с трудом, когда лежал в реанимационном боксе. А вообще говоря, о нем гораздо больше могли бы рассказать врач «скорой помощи» Леонид Вадимович Квасков или же хирург Борис Тихонович Вайсфельд, который делал первую операцию Гаранину, удаляя обожженные ткани тела.
Хорошо, решила Романова, это потом, причем обязательно, а пока ее интересовал момент, когда медсестра обнаружила, что Гаранин умер.
Долго отнекивалась Регина, отворачивала, прятала свое лицо, упрямо отводила взгляд в сторону, но и Галя проявила настойчивость, популярно объяснив, что в данном случае медсестре ничего не грозит. Однако картина для следствия должна быть абсолютно ясной, иначе суд найдет причину гибели человека именно в ее халатном отношении к своим обязанностям. Ей это надо?
Аргумент подействовал. И значит, было следующим образом.
Это случилось под вечер уже, где-то в десятом часу, точнее можно посмотреть в дежурной книге записей и в личной карте покойного.
— Я, честно говоря, устала, а предстояла еще целая ночь, — тихим голосом рассказывала Регина. — В нашем отделении лежало девять больных. Двоих привезли недавно, и они бредили, успокоительное еще не успело подействовать. Остальные, и Гаранин в том числе, он лежал с краю, у стены, спали. Все койки в отделении у нас отделены пластиковыми перегородками, это удобно: и больные не видят соседей, и нам легче, особенно нянечкам — убирать и протирать полы. Гаранин, как я сказала, был под капельницей. Следующий укол ему был назначен на десять и тогда же прием лекарства. И тут я услыхала, как в конце коридора зазвонил телефон. Вообще-то у нас не положено разговаривать в служебное время, но ведь у каждой дом, семья, заботы, вот мы и стараемся говорить потише и поменьше. Правда, есть и любительницы поболтать, пока начальство не слышит. Ну, короче, звонит он, а никто трубку не снимает. Я посмотрела, все вроде в порядке, и пошла к телефону. А он трещит не переставая. Сняла трубку, кого, спрашиваю. А мне в ответ вежливый такой мужской голос: «Девушка, извините, пожалуйста, я, мол, все понимаю, но мне срочно необходимо», ну и дальше в том же духе. Словом, я поняла, что это был женишок Ленки Карцевой, медсестры из нашего отделения. Ленка рассказывала про него, неважно. В общем, позовите, пожалуйста, на два слова. А Карцева была в соседнем, самом дальнем по коридору боксе. Повесила я трубку на крючок и пошла искать Ленку. А в боксе ее нет. Стала у санитарки выяснять, где она, та отвечает, что, наверное, на минутку на улицу выскочила, за угол. Вы видели, Галя, там, за углом, булочная, и всякими пирожками, сладостями торгуют. Мы туда постоянно бегаем, нас все продавщицы давно знают.
