Значит, одного застрелили, двоих оставили просто умирать, полагая, что те уже не жильцы на этом свете и до утра, до «скорой помощи» не дотянут. Возможно, приезжал опытный в военном деле народ. А пули — лишние улики. Но одну все же оставили в голове убитого! Что же касается раненых, брошенных без помощи, — и это тоже уголовная статья, — то первый действительно умер, а вот второй — нет. Тогда убрали и второго, исправили свою ошибку. Здесь просматривается логика. Придется допросить и медперсонал той клиники, где умер авиапассажир. Кто туда приходил, и приходил ли?.. Может, команды какие поступали?.. Не отвлекалась ли дежурная медсестра со своего поста обманными телефонными звонками?.. Ну, как это обыкновенно делают профессиональные киллеры.
Теперь вторая версия. Спасал своих товарищей именно тот, кого застрелили, то есть министр, поскольку его позже идентифицировали. Он же вытащил и спрятал их в кустарнике, словно боялся за них. Но один действительно позже, посреди ночи умер от ран, а второго омоновцы, примчавшиеся на место падения самолета, просто не нашли, поскольку тот, видимо, был без сознания и молчал. Данин и сам его обнаружил, лишь услыхав стон. Так то при свете дня. А тогда темно было, полночь на дворе. Свет разве что от огня. Да им и в голову наверняка не могло прийти искать кого-то в стороне, когда самолет пылал у них перед глазами.
А вот живого они увидели. И немедленно убили. А затем все-таки разыскали два «черных ящика», имевшихся в каждом самолете в обязательном порядке, и увезли с собой, чтобы вообще убрать любые документальные свидетельства того, что экипаж действовал без ошибок, — надо ж будет потом на кого-то свалить вину за авиакатастрофу!
По словам Лаптева, их поездка туда и обратно заняла примерно час. Как раз по времени и сходится, значит, в их задачу входило убрать свидетелей, если таковые окажутся на месте падения, и отыскать «черные ящики».
Все, хватит пока ломать голову, остальное будет видно на месте падения. Если будет…
Полигон — большое поле, заросшее лесным подростом, — был фактически рядом с местом падения самолета. Значит, он не дотянул, не смог, иначе, возможно, и катастрофы бы не было. Но был первый взрыв, был ночной истребитель — явные составляющие диверсии, направленной на то, чтобы уничтожить самолет. А из-за чего? Точнее, из-за кого? Там летел министр, остальные пассажиры и экипаж политического интереса, возможно, не представляли, хотя придется проверить каждого пассажира. И экипаж — тоже. Ибо месть, ну да, самую элементарную, подлую человеческую месть тоже пока нельзя сбрасывать со счетов. Кто-то кого-то, скажем, приревновал и решил отомстить. И лучше способа, чем сунуть, к примеру, бомбу в багажный отсек, не нашел. Взрывы-то люди слышали, от них никуда не денешься, не отмахнешься. А вот почему не один, а несколько, это еще предстоит выяснить.
Версия участкового о том, что взрывать могли и ночные «посетители», когда искали «черные ящики», проходит. Омоновцам требовалось разбросать горящие обломки, чтобы добраться до этих ящиков — не руками же это делать! А вся их техника — пара джипов, да и в огонь по собственной воле никто не полезет, тут не до геройства. Но эта версия нуждается в твердых доказательствах, а пока их нет. Разве что Мануйлов обнаружит, эксперт-взрывотехник из МЧС, которого Грязнов хорошо знал. Вот это и будет доказательством. А пока — версия.
И наконец, еще и неизвестный ночной «МиГ»! Совсем уже фантастика…
Итак, стреляли, взрывали, а в результате самолет упал.
Вскоре, почти по следам происшествия, примчалась некая команда, чтобы довершить преступление и, таким образом, избавиться от свидетелей. И это было сделано. Но нечисто, одного, еще живого, вообще не нашли, да и в поселке обнаружились свидетели, которые подняли волну. Но позже избавились и от них — раненого достали-таки уже в больнице, остальных застращали.
Но были здесь исполнители, а не заказчики, вот в чем дело. Не исключено, что заказчики-то как раз находились в аэропорту и, не дождавшись, то есть заранее зная, что не дождутся, все-таки поволновались немного, а когда все подтвердилось, спокойно разошлись. Так было? Придется допросить максимальное количество встречавших министра в аэропорту, и кто-то из них обязательно проговорится.
Грязнов, сопровождаемый Галей и участковым, обошел, облазил чуть ли не на коленях и осмотрел буквально все те места, о которых ему рассказывал Данин. Где кто лежал, в каком месте обшивки были следы пуль. Убедились, что сказанное участковым не прошло мимо внимания следователя Харченко: именно тот кусок внешней обшивки фюзеляжа и был вырезан из корпуса и отсутствовал. Пробоина в металле — это неопровержимые улики. Если «прятали» ночной истребитель, всячески отказывая ему в существовании, то, естественно, постарались убрать и следы его «деятельности». Но убрали только заметную, простреленную часть внешней металлической обшивки, а внутренняя, пусть и обгоревшая, все-таки осталась. Неопытные оперативники тут работали? Или посчитали, что без явных следов на корпусе самолета в золе сгоревших натуральных и расплавленных синтетических материалов никто копаться не будет?
Грязнов предложил об этом факте молчать, а когда завтра прилетят эксперт-криминалист и эксперт-взрывотехник, обоих, вместе с Галей, отправить сюда — и пусть работают. Задача: найти пули, выпущенные тем истребителем, — это первое. И Самохваленко авторитетно подтвердил, поскольку сам служил авиационным механиком, что вещь эта вполне возможная — пули наверняка если не все, то некоторые могли застрять где-то в пространстве между внешней и внутренней обшивками фюзеляжа, заполненном утеплителем и звукоизоляционными материалами, которые, кстати, выгорели не полностью. Просто шибко муторное это занятие — собирать, искать, просеивать. А что поделаешь, такая работа…
А второе задание на завтра — на том месте, где лежал застреленный министр, перепахать все вокруг в буквальном смысле, но отыскать гильзу от его пистолета. Сам пистолет — это отдельный разговор, и не дай бог следователю Харченко «утерять» это вещественное доказательство.
— «Макаров», говоришь, был? — спросил Вячеслав Иванович у Данина.
Бронислав подтвердил. И тут же выразил желание завтра участвовать в поиске, помогать экспертам.
«Ну конечно, экспертам, не Галке же!» — подумал Грязнов, усмехнулся и дал свое «добро», заметив, как Броня слегка покраснел, а Романова сделала независимый вид, будто и не поняла, о чем шла речь.
Чуть погодя, когда уже ехали в поселок, участковый стал уговаривать заехать к нему, хоть чайку попить, но теперь уже Вячеслав Иванович был неуступчив.
— Завтра, Бронислав, если будет охота, угостишь наших коллег, а сегодня у меня еще дела есть серьезные. И очень важные. А про то, где мы были, чем занимались и про что говорили у вас в поселке, ребятки, никому рассказывать не надо. Не ровен час, снова раздадутся взрывы, и тогда совсем уже концов не соберем…
Распрощавшись с помощниками, Грязнов вырулил на асфальт и спросил у Гали:
— Ну-ка, навскидку, министр мог отстреливаться?
И Романова без паузы ответила:
