Впрочем, Регина его в ответ действительно не обманула: вскоре после того, как третий, и последний, бандюк, принявший решение об уничтожении ее любовника-киллера, тот, кто и организовал ему роковую ловушку, был отправлен Голубинской к праотцам, у них появились заказы и соответственно деньги, о которых до этого Аркадий и мечтать не смел. Вслед за деньгами — команда, как называла Регина свою банду, которую подбирала осторожно и тщательно, всегда из оставшихся не у дел офицеров и никогда из криминальной среды.
Постепенно она перестала принимать в операциях непосредственное участие, сам же Шварц не принимал в них участие никогда. На его совести, как правило, была подготовка операций, вместе с любовницей они решали, кто именно из членов команды будет на сей раз исполнителем. В точности так же после совместного обсуждения они решили приобрести долю акций клуба «Энерджи». Во-первых, отличное прикрытие для их подлинного бизнеса, во-вторых, и он, Аркадий, оказался при деле, причем вполне легальном, в качестве представителя Регины, владелицы акций… И как же замечательно все шло — ровно до тех пор, пока не свалилась на их голову эта идиотка, подружка, черт бы ее побрал, то ли школьных, то ли студенческих лет! Вот уж с чьей стороны Шварц никак не ожидал такой подлянки!
Уперлась когда-то в Штаты, ну и сидела бы там… Так нет же! Он так до конца и не понял, чем именно помешали ее муженьку эти двое. Но когда услышал их имена, схватился за голову и ни минуты не сомневался, что Регина, по просьбе которой он первым встретился с Нечаевой, с людьми подобного класса не свяжется — что она, дура? Даже сумма, предложенная за них, Аркадия не впечатлила: собственная шкура ему была всегда дороже, да и Регина в столь рискованные мероприятия ни разу в жизни не ввязывалась. Обычно они имели дело с куда более мелкой сошкой…
Голубинская, как он поначалу решил, все-таки дурой оказалась — как оказываются дурами рано или поздно все бабы. А возможно, дело было не в глупости, возможно, слишком ровно шла их жизнь в последние годы для ее склонной к авантюризму натуры? Не хватало Регине опасных игр ее молодости? А возможно… Он не забыл первой реакции своей любовницы на его возмущенный «отчет» о визите к Нечаевой.
Регина слушала его молча, в глубине ее загадочных зрачков вспыхивали и гасли искорки то ли интереса, то ли вполне понятного возмущения столь дурацким предложением.
— Вообрази, — Аркадий сердито вышагивал по Регининой гостиной, размахивая от возбуждения руками, — эта идиотка еще и требует, чтобы мы, как она считает, «для гарантии» воспользовались знаешь чем? Только не смейся, я сам едва не заржал, когда увидел… Отравленным кинжалом, который она приволокла с собой, ухитрилась протащить через таможню… Нет, ты только подумай, она что, начитались Агаты Кристи и решила, что это и есть жизнь?!
Регина все-таки рассмеялась. А он, вдохновленный, как ему тогда почудилось, их единодушием, продолжил:
— Нет, ты только вообрази харю Котяры, которому предлагается вместо его любимого «калаша» воспользоваться антикварной игрушкой, начиненной… не помню чем, представляешь?
Голубинская рассмеялась снова, а потом вдруг посерьезнела:
— Погоди-ка, Аркадий… повтори еще раз сумму, которую Маринка посулила.
Он остановился как вкопанный посреди комнаты и ошарашенно уставился на нее:
— Ты что, собираешься говорить об этом всерьез? Регина, вообще-то ты расслышала, кого именно эта твоя идиотка заказывает? Да нам в жизни не дотянуться не только до Мансурова, но и до…
— Заткнись! — резко оборвала она его. — Я просила назвать сумму!
Потом в гостиной воцарилось молчание — Голубинская что-то подсчитывала в уме, после чего перевела на любовника свои словно сделавшиеся больше, блестящие глаза.
— Сядь-ка, — произнесла она спокойно. — Теперь послушай меня. Ты, я не сомневаюсь, помнишь, сколько у нас бабок на швейцарских счетах. Приплюсуй сюда ее миллион, и ты поймешь, что наше ожидание на этом завершится: мы сможем наконец уехать из этого проклятого города, из этой вечно дрыхнущей, нищей страны, чтобы жить безбедно там …
— Ты… Ты это всерьез?!.. — У Шварца пересохло в горле, ноги сами подогнулись, и он буквально упал на диван рядом с Региной.
— Есть у меня одна идея… И твой Котяра тут совсем ни при чем!
…Аркадий и до этого разговора иногда подозревал, что в семье Голубинских не все в порядке с наследственностью. Подозревал в те минуты, когда улавливал в глазах Регины особый, почти сумасшедший блеск, появлявшийся накануне их наиболее кровавых операций. В глубине души он радовался тому, что ни в одной из них не участвовал, а вот Регина, кажется, с удовольствием вела свою команду на «дело». Правда, вплоть до одного момента, о котором Шварц, разрабатывавший теоретическую сторону операций, уже несколько лет пытался забыть.
Мысль о том, что среди оставленных командой в доме этого человека трупов были старики и ребенок, годами не давала Шварцу спокойно спать по ночам. Чуть легче было от того, что ребенок выжил, но именно поэтому Регина вынуждена была прекратить свое участие в операциях и на дело с их мужиками больше не ходила. Собственно говоря, никакой необходимости в ее команде давно уже не было, поэтому проколовшегося тогда во время налета Витька просто убрали, остальные, за исключением Жука и Котяры, расползлись сами кто куда, залегли на дно, после занялись собственным бизнесом — благо деньжата водились у всех.
И вот сейчас с замиранием сердца Аркадий узнал от своей любовницы, что его подозрения насчет дурной наследственности не так уж безосновательны: двоюродный брат Голубинской по линии матери, как выяснилось, периодически «отдыхает» в психушке. Причем психушку ему назначают вместо отсидок за привычку кидаться на своих обидчиков (или на тех, кого он считает обидчиками) с перышком…
— Колька и сейчас валяется в какой-то психбольнице, — спокойно рассказывала Регина. — И у меня, пока ты тут размахивал руками в приступе праведного негодования, возник план. Тетку я терпеть не могу, она дура и неряха, вечно стонет, какая она несчастная и больная. Словом, зажилась на свете, уж ты мне поверь. А Колька ее обожает, он же сумасшедший! Ну и обожает… Если его мамашку кто обидит — точно прирежет! А если и вовсе пристукнет… Словом, ты меня понял!
Шварц слушал ее, не в силах отвести взгляда от Регининого лица, и почти не расслышал обещания Голубинской взять тетушку на себя… Вздрогнул слегка лишь через несколько секунд, когда смысл сказанного до него дошел.
— Словом, свою часть дела я обделаю так, что комар носа не подточит: никого не удивит, что больная баба загнулась наконец.
— Ты… Что тебе это даст? — пролепетал он.
— Не мне, а нам, — сухо возразила Регина. — В конечном счете миллион!
— Но ты сама сказала, что этот твой Коля в психушке, в закрытой палате!
— Вот ты его оттуда и извлечешь — на похороны мамаши, только все нужно будет рассчитать и организовать.
— И как ты собираешься подсовывать его Мансурову? Личным секретарем устроить?! — истерически воскликнул Аркадий.
