В этот момент он перехватил пристальный взгляд Померанцева и смешался, но тут же продолжил:
— В любом случае впереди у нас расследование непосредственно на месте: поедем мы с Валерием и, если ты ничего не имеешь против, Володя… Галю пока можешь задействовать по своим делам.
Ни Померанцев, ни Грязнов-старший ничего ему не ответили, одновременно и молча кивнув.
— Воспользуюсь твоим телефоном, — буркнул Саша и, сняв трубку, быстро набрал номер Анисимова. Михаил оказался на месте.
— Приветствую еще раз, — сухо произнес Турецкий. — У меня есть подвижки… Рассказывать долго, но вы можете отзывать своих оперативников из Ульяновска… Нет, Саргов нас тоже пока не интересует. И еще — большая просьба, Михаил Иванович: мы с Валерием Александровичем Померанцевым завтра выезжаем в Электродольск. Позвоните туда своим людям, попросите их до нашего появления в городе абсолютно никаких оперативно-следственных действий не предпринимать.
Завершив разговор с Анисимовым, Саша повернулся к Грязнову-старшему:
— Тебе, Слав, придется взять на себя таможенную службу… Что выяснять, и сам знаешь — пересекали ли границу в сторону Лимасола в означенный период Катя и Михаил Поярковы. Если да, когда возвратились…
Растаявшая в воздухе
Телефон зазвонил снова — уже в третий раз за это утро. Катя бросила взгляд на аппарат и тут же отвернулась к окну: во-первых, она догадывалась, кто звонит, и разговаривать с ним не собиралась. Во-вторых, вставать с постели, на которой лежала в расслабленной позе, ей было лень. Точнее — не было сил. Позвонит-позвонит и заткнется, поскольку в доме нет никого, кроме крепко спящего Миши. А его и пушками не разбудишь, не то что слабым треньканьем. Мать с дядей Валерой Хватаном, кажется, уехали смотреть какую-то квартиру — Катя слышала вчера краем уха их разговор… И чего мама так суетится? Как будто в этом есть какой-то смысл… В жизни вообще нет никакого смысла…
Аппарат продолжал надрываться и вдруг заткнулся на половине звонка. Девушка прикрыла глаза, намереваясь еще поспать, хотя время близилось к полудню. Но она в последнее время вообще много спала. Вздремнуть ей, однако, не удалось: за дверью комнаты послышалось шлепанье босых ног, дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось заспанное лицо брата.
— Кать, возьми трубку, — смущенно произнес Михаил. — Кошечкин твой… Я спросонья брякнул, что ты дома…
— Он не мой, — равнодушно бросила его сестра и, вздохнув, потянулась к телефонному аппарату.
— Катенька?.. Наконец-то я тебя застал! — Голос Вальки, как всегда, был богат просительно-униженными интонациями. — Сходим сегодня в клубешник? Мишка сказал, ты в полном порядке, а я соскучился…
Катя на мгновение сжала зубы, ощутив неведомо откуда взявшийся, подкативший к гортани клубок тошноты. Впрочем, почему «неведомо откуда»? Ее всегда тошнило от этого урода Кошечкина, особенно от его вонючих слюнявых поцелуев… Просто раньше все было по-другому… зато теперь…
— А я по тебе не соскучилась, — Катя на мгновение отстранила трубку от уха и поглядела на нее брезгливо. — И вообще, не звони мне больше…
— Что?.. — Он, должно быть, не поверил своим ушам, потому что голос у него все еще был тот же.
— Оглох? Не понял? — равнодушно произнесла она. — Тогда растолковываю: больше мне не звони! Ты, урод, когда на себя в последний раз в зеркало смотрел? Видимо, давно. Иначе бы и сам понял, что соскучиться по тебе невозможно!
Дожидаться реакции Кошечкина она не стала. Просто вернула трубку на место и, прикрыв глаза, натянула одеяло на грудь.
Дверь скрипнула.
— Может, зря ты так? — На пороге снова возник брат.
Катя поглядела на него, чуть-чуть размежив веки, и едва заметно вздохнула.
— Не зря… Уйди, Миш, я спать хочу…
Михаил покачал головой, с горечью посмотрел на сестру, потом на портрет отца, который она сразу после суда повесила в изголовье своей кровати, и, стараясь ступать бесшумно, вышел из Катиной комнаты, плотно прикрыв за собой дверь… Знать бы раньше, чем обернется все это… Это все… Он и сам не смог бы сейчас объяснить, почему пошел тогда на поводу у сестры, как мог он, старший брат, позволить ей, нежно любимой сестренке, сорваться в эту, оказавшуюся бездонной, пропасть, ринуться в нее вслед за Катькой… Наверное, до последней секунды просто-напросто не верил, что все это всерьез…
Катька всегда была отцовской любимицей, но Михаил его к ней никогда не ревновал — сам обожал сестренку. Да и как ее было не любить? Ласковая, красивая (в отличие от него, удавшегося физиономией и мастью в деда). Ну и вообще родная душа… Кажется, только с матерью у Кати отношения не то чтобы не складывались, а вот мама-то точно ревновала своего мужа к дочери. Правда, теперь Михаил иначе относился к ее мнению, которое та высказывала ему не раз и не два: мол, Катино отношение к папе — настоящая ненормальность! Взрослая девица, а ластится к нему при любой возможности, как пятилетняя, только что на колени не садится!
Однажды Михаил даже случайно подслушал что-то вроде скандала между родителями: отправился ночью в туалет, а дверь в их спальню до конца прикрыта не была, вот и услышал, сам того не желая, потом долго переживал: подслушивать и подглядывать в их семье считалось последним делом!..
Но услышал, во всяком случае, мамины слова, поневоле — говорила-то она на повышенных тонах! Упрекала отца за то, что он поощряет Катькину, как сказала тогда мать, «патологию», а то, что это патология, ей, мол, психоаналитик сказал, к которому обращалась… И еще сказал, что Катерина из-за такого ненормального отношения к отцу может даже замуж не выйти…
— Ты с ума сошла! — Отец в конце концов тоже повысил тон. — Что ты вообще вообразила?! Это что, ненормально, если дочь любит отца?
— Если так, как Катька, — да, ненормально! А ты поощряешь!..
— Я?!
— Ну не я же бегаю встречать ее в аэропорт после каникул с букетами роз, а ты! Не я же хожу в театр не с женой, а с ней, да еще под ручку, словно она барышня твоя, а не ребенок… А кто с ней лижется каждый раз после того, как вы расстаетесь на пару часов, словно век не виделись?!
Дальше Миша слушать не стал, и в туалет идти сразу расхотелось. Вернулся к себе и долго не мог уснуть — лежал, молча глядя в темноту, не в силах отделаться от материных слов, продолжавших звучать в ушах… Конечно, он, так же как и отец, не мог с ней согласиться. Но почему-то мысль о том, что из-за папы сестренка не выйдет замуж, все-таки застряла в его голове. Он вдруг подумал, что все Катькины ровесницы вовсю гуляют с парнями, а у нее не было никого, хотя в почти что семнадцать лет вроде бы пора… Ведь и правда, всех посылает куда подальше, да еще высмеивает очередного претендента в кавалеры, остроумно перемывая его косточки на пару с отцом…
Ему тогда с трудом, но все-таки удалось избавиться от мысли, что в чем-то мать права. А буквально через полгода случилось это несчастье, и единственное, что имело значение, — то, что Катька сойдет с ума, если ее не поддержать, просто спятит от горя. А кому поддерживать, если не ему? С матерью ее отношения в последнее время и вовсе разладились…
