— Это что там у вас? Драгоценности? — попытался разглядеть Зуев.
— Не знаю, возможно. Вот, возьми.
В пакетике лежал довольно длинный черный волос.
— И вот еще.
Александр протянул закрытую в целлофан шариковую ручку.
— Этот волос и отпечатки пальцев с авторучки нужно сравнить с теми, что были получены в квартире Новгородского.
— Понятно, — Зуев придвинул к себе «вещдоки».
— Ничего тебе не понятно. Как быстро ты сможешь провести экспертизу на ДНК?
— Два-три дня.
— А ты можешь сделать все один?
— Смогу, конечно. Отпечатки — это вообще ерунда. Если «пальчики» на авторучке хорошо «сидят».
— Хорошо сидят. Я постарался, не сомневайся!
— А со структурой ДНК по волосу — посложнее. Но тоже можно одному управиться. Методикой я владею.
— Сделай это так, чтобы никто ничего не знал, ладно? До Нового года ты уже не успеешь, так?
— Учитывая, что он наступает послезавтра...
— Значит, сразу же после. Выйди в выходные дни. Там ведь четыре выходных подряд, так?
— Так, — вздохнул Зуев.
— Ладно, Алик, не вздыхай! Дело серьезное. От результатов экспертизы зависит очень многое. И я еще раз повторяю просьбу: чтобы никто ничего не знал!
— Ага! А сами все Грязнову расскажете. А он — своим. А те — нашим. И пойдет: Зуев делает подпольные исследования.
— Грязнову я ничего не расскажу. И никому другому тоже. Понятно? — Турецкий так глянул на Зуева, что тот тут же ответил:
— Понятно.
— Когда потребуется, мы результаты озвучим. А пока...
— Понял! На роль убийцы претендует какая-то крупная шишка? Которую с кондачка не возьмешь?
— Примерно так, — кивнул Турецкий.
— Понято! — Алик допил коньяк, глотнул кофе. — Так я забираю материалы?
— Забирай и действуй!
Зуев убрал улики в пакет и исчез.
Спустя полчаса из Питера позвонил Гоголев и сообщил, что Марина Борисовна Оленина выезжала в Москву в ночь на седьмое ноября. Билет куплен за десять минут до отхода поезда.
Это по данным о продаже билетов. Учитывая, что билеты эти сданы не были, а в поезда граждан нынче пускают лишь по предъявлении паспорта, можно с большой долей вероятности утверждать, что она действительно совершила путешествие в Москву.
«И обратно», — мысленно добавил Турецкий. Ибо уже знал, что Оленина вернулась в Питер седьмого же ноября дневным поездом, так же купив билет за несколько минут до отправления.
— Спасибо, Виктор. Еще одна просьба: пробить ее адрес.
— Это вообще момент. Подожди у телефона. Сейчас выясним...
Они поболтали о том о сем буквально три минуты, и Гоголев представил нужную информацию:
— Оленина проживает по адресу: улица Хрустицкого, дом шестнадцать, квартира пятнадцать. С нею прописаны два сына, двадцати лет — Дмитрий и семнадцати лет — Александр. Твой тезка, значит.
— Спасибо, Витя! С наступающим тебя!
— Взаимно! Надеюсь, в будущем году свидимся!
— Возможно, даже раньше, чем ты думаешь, — откликнулся Турецкий.
— Привет Грязнову!
— Это непременно! Ну, бывай!
Едва Александр положил трубку, как в кабинет ворвался только что упомянутый Вячеслав Иванович.
— Привет! Как съездил? Какие новости?
— Славка, ты как пулемет. Ну здравствуй! Как съездил? А черт его знает! Виделся с реставраторшей, порассказала она мне... Как говорится, знания умножают скорбь. С ее слов получается, что полотна Малевича и Филонова украл из Эрмитажа сам Новгородский.
Саша ожидал, что удивит друга.
— А я ничуть не удивляюсь! — вскричал Грязнов — Этот подонок и не на такое способен!
— А именно? Ты допрашивал Новгородскую?
— Допрашивал, Саня. Сейчас я тебе пленку поставлю. Послушаешь — волосы дыбом встанут!
— Послушаю. Давай я сначала кофе заварю. А то мозги с дороги ватные.
Саша засыпал в кофеварку свежую порцию кофе, раздумывая, в каком объеме выдать Грязнову информацию о Марине Олениной. Впервые в жизни ему не хотелось делиться со Славой своими подозрениями. Он разлил кофе.
— А коньяк?! — вскричал Грязнов.
— Наливаю! Что это ты такой возбужденный?
— Сейчас и ты возбудишься, это я тебе обещаю.
Грязнов включил диктофон на «воспроизведение».
Саша пил кофе, курил, слушая запись.
Вот голос Веры Павловны смолк, пленка еще некоторое время шуршала пустотой. Наконец Слава нажал кнопку. И еще несколько секунд они сидели молча.
— Это что же? Он совратил своего сына? Пусть приемного, но сына? Ушам не верю! — воскликнул Александр.
— И я не поверил бы. Если бы не видел Новгородскую, когда она все это мне поведала. В такие минуты не лгут. И такими вещами не играют. Я получил официальное заключение медиков: Костя Новгородский действительно подвергался сексуальному насилию.
Саша молчал, прикурив следующую сигарету от предыдущей.
— Чего молчишь-то?
— Да я задумался... Представил себе... не дай бог, конечно. Представляешь, Слава, вот пристрелили бы меня, скажем...
— Кто?
— Да кто угодно. Мало, что ли, за пятнадцать лет возможностей было пулю поймать?
— Ну... И что?
— И вот моя Ирина вышла бы с горя замуж за такого Новгородского. А что? Заботливый, внимательный... А он бы мою Ниночку... Знаешь, я бы с того света пришел и удавил бы его собственными руками.
— Господи! Чего ты несешь-то? При чем тут ты? Ирина?
— А что? А при чем была Вера Павловна. Или... — Саша хотел добавить «еще кто-нибудь», ибо страшная догадка уже вклинилась в мозг, застряла в нем занозой. Но он пока не давал ей развиться в четкую мысль. — Я к тому, что Вера Павловна вполне могла «заказать» супруга...
— Могла бы! Она и не отрицает. Она, как ты слышал, сама готова была его убить. Но Новгородская узнала правду только там, за границей. Это подтверждают и врачи: она впервые привела сына на обследование по возвращении из Египта. Как же она могла организовать убийство из-за границы? В течение недели? Она все же не главарь итальянской мафии.
