— Хорошо, — откликнулся Левин.
Олег Левин сидел в почти пустой, небольших размеров комнате для проведения следственных действий. Стены, выкрашенные угрюмой темно-серой краской, привинченные к полу стол и два стула, настольная лампа, закрепленная на столе, вмонтированные в стены глазки камер видеонаблюдения по углам — все это производило гнетущее впечатление.
Давненько не приходилось проводить допрос в СИЗО. Даже ему, взрослому мужчине, пришедшему в тюрьму на час-другой, не по себе. А каково мальчишке?
Контролер ввел длинного, худого, с запавшими глазами парня. Тот смотрел на следователя настороженно. Вообще он выглядел гораздо старше своих восемнадцати. Что ж, тюрьма быстро взрослеть заставляет...
— Здравствуйте, Олег Николаевич, садитесь, — улыбнулся Левин. — Я — старший следователь Генпрокуратуры Левин Олег Николаевич. Так что мы с вами полные тезки, — опять улыбнулся он.
Мостовой на улыбку не ответил. Левин включил диктофон.
— Жалобы на условия содержания есть?
— Нет, — коротко ответил Олег.
— Олег Николаевич, я допрашиваю вас в связи с новыми обстоятельствами по вашему уголовному делу. Скажите, пожалуйста, вы знали, что в квартире вашей бабушки, Мостовой Елизаветы Яковлевны, хранится боевое оружие?
Олег молчал, опустив глаза.
— Знали? Отвечайте, пожалуйста.
— Знал.
— Какое это оружие?
— Браунинг. Наградной. Она его получила еще до войны.
— На оружии есть дарственная надпись?
-Да.
— Вы ее помните?
— Помню.
— Процитируйте, пожалуйста.
— «Елизавете Мостовой за безупречную службу». И дата: 7 ноября 1938 года.
— Вы это оружие в руки брали?
Олег опять замолчал, затем поднял глаза на следователя.
— Теперь на меня убийство повесят, да? — тоскливо спросил он. — Мне в камере говорили, что если найдут оружие, это все — хана.
— То есть вы признаете, что пользовались пистолетом?
— А что мне отрицать, если вы его нашли? Там же наверняка мои отпечатки есть.
— Верно, есть. То есть вы им пользовались?
— Пользовался? Конечно, брал в руки. Интересно же. Бабуля сама мне его давала подержать. Целиться учила.
— Елизавета Яковлевна?
— Ну да. Она до сих пор стреляет классно. И меня учила.
— Где же вы стреляли? — изумился Левин.
— В Серебряном Бору. Там есть один уголок укромный. Ставили банки консервные на пень и стреляли.
-Чем?
— Я патроны покупал, привозил.
— А зачем она вас этому учила?
— Она считает, что каждый мужчина должен уметь стрелять. Она вообще хотела, чтобы я военным стал. Или хотя бы в армию служить пошел. Она же у нас... Все в своих тридцатых годах живет. Все считает, что Родина в опасности. И ее нужно уметь защищать с оружием в руках. Вот и учила. А мне просто интересно было. — Олег было оживился, даже раскраснелся чуть-чуть, но через минуту опять впал в оцепенение. — Только получается, что зря она меня учила. Мне теперь это боком выйдет, — бесцветным, ровным голосом добавил он. — Вам, конечно, удобно все на меня свалить. Зачем вам убийцу искать, если я подвернулся? Мне и в камере говорят, что труп на меня «вешать» будут. Зачем вам «висяк»?
Быстро, однако, усваивается специальная терминология. Левин смотрел на мальчишку почти с жалостью. Длинный маленький дурак.
— Никто ничего на вас «вешать» не будет, — ответил он. — Олег, вы должны помочь нам, понимаете? Предположим, я вам верю. Вы не убивали. Но вы были первым, кто вошел в квартиру после убийства. Может быть, что-нибудь привлекло ваше внимание? Постарайтесь все вспомнить. По минутам. Вот вы вышли на лестницу покурить, так?
-Да.
— И увидели, что дверь в соседскую квартиру приоткрыта?
-Да.
— А вы ничего не слышали перед тем, как вышли на площадку?
— Меня про выстрелы уже спрашивали. Я выстрелов не слышал. Хотя мне выгоднее было бы сказать, что я их слышал...
— А разговор какой-нибудь с площадки?
— Нет. Но когда я на лестницу вышел, там духами пахло. И в прихожей Новгородского тоже ими пахло.
— А в комнате?
— В комнате... Не помню. Я, когда его увидел, сначала в шоке на лестницу выскочил. Потом уже как-то не до запаха было.
— А какие духи? Может, вы их знаете?
— Да, я эти духи знаю. Это «Опиум». Моя мама такими пользуется... Ой, что я говорю. Вы теперь ее...
— Нет, конечно. У ваших родителей алиби. Они ведь на даче были? По этому поводу есть свидетельские показания, так что не волнуйтесь. А то, что этот запах вам хорошо знаком, это важно. Значит, вы, скорее всего, не перепутали.
— Это точно «Опиумом» пахло. Но толку-то что?
— Ну... Всякая мелочь важна.
— Запах к делу не пришьешь, — философски заметил Мостовой.
— Запах — нет, а показания о нем — да. Олег, а вы были знакомы с Новгородским?
— Как сказать... Я с ним иногда встречался в лифте, когда бабулю навещал. Здоровался. Он меня об учебе расспрашивал. А однажды в кафе пригласил.
— В кафе? Почему? По какому поводу?
— В том-то и дело, что безо всякого повода. Я как-то раз уходил от бабушки, и мы с ним опять в лифте столкнулись. Он меня разглядывал как-то странно... А потом, когда на улицу вышли, спросил, не хочу ли я с ним выпить. Ну там, пива или еще чего-нибудь. И что, мол, он знает хорошее кафе неподалеку.
— Вы согласились?
— Нет. Я сказал, что тороплюсь.
— А он?
— Он улыбнулся и сказал: «Как хочешь».
— А почему вы отказались? Пиво-то любите?
— Пиво люблю. Но... Я его почему-то испугался.
— Почему?
— Ну... Я не могу объяснить. Но он так странно смотрел на меня... Так нормальные мужчины не смотрят. Я в камере рассказал, а мне говорят, что, мол, он пидор.
— Выбирайте выражения.
— Ну, гомосексуалист.
— Вы знаете, что Новгородский женат, что он воспитывал сына?
— А в камере говорят...
