Крепкие руки встряхнули и подняли Александра Борисовича на ноги.
– Живой? – был первый вопрос, прилетевший из ниоткуда… Улетевший в никуда…
– Не знаю, – пробормотал Турецкий, и сам ничего еще толком не соображая.
– Да вроде целый, – озабоченно сказал Грязнов, оглядывая его.
– А это… что? – Турецкий наконец увидел корчащегося в судорогах Иван Иваныча, над которым, направив автоматы вниз, глыбами возвышались двое парней в защитной «сбруе» ОМОНа.
– А это? – повторил Грязнов, будто о какой-то козявке. – Это господин Арбатовский. Член. В смысле коллегии адвокатов. Работает исключительно с братвой. Срока им скашивает. Тот еще говнюк. Но – попался наконец.
Чуть дальше, с откинутой в сторону рукой, в которой был зажат пистолет, лежал лицом вниз Хмырь.
А еще дальше, в кустах пышно цветущей сирени, все трещало, кричало и вопило от боли.
– Их тут оказалось, как вшей у бомжа, – сказал, сплюнув на песок, Грязнов. – Слышь, мудила, как же ты посмел?
– Славка, уйди, – выдавил наконец из себя Турецкий.
– Что, стыдно?
– Да, – честно ответил Турецкий.
– Молодец, прощаю, – сказал Славка, сунул ненужный пистолет в карман брюк и, хлопнув Турецкого по плечу, добавил: – А стыд, Саня, не дым, глаза не выест. Пошли, там разговор есть…
– Куда? – глупо спросил Турецкий.
Грязнов посмотрел на него, как на идиота, и, подумав, сказал:
– Обратно, старик. В жизнь, твою мать… Вот так бы и дал!
Грязнов поднял с земли пистолет, которым так бездарно пробовал застрелиться Турецкий, зачем-то понюхал дуло и спрятал в карман.
– Ничего не понимаю, – сказал Турецкий.
– А где тебе? – сердито ответил Грязнов.
И в этот момент из-за поворота аллеи показался длинный и рыжий Денис.
– В порядке? – закричал он.
– А то, – ответил Грязнов-старший.
– Это мой пистолет? – вдруг спросил Турецкий.
– Да ты чего? В самом деле застрелиться, что ли, захотел? – Грязнов даже руки развел в стороны от искреннего изумления. – Дениска, иди объясни этому… – Грязнов не сказал кому. – Что его «макарыч» у тебя, а у него был твой.
– Но каким образом? – спросить-то Турецкий спросил, хотя уже догадался. – Илона?
– А к тебе на другой козе и не подъедешь! – захохотал Грязнов. – Верно, племяш?
– Так точно, дядь Сань, – козырнул тот.
– Твой кадр? – спросил Турецкий.
– Ты ей здорово понравился, дядь Сань, – ухмыльнулся самой наглой из всех своих ухмылок Денис. – Так что я отныне ничего не могу исключить.
– Ты что имеешь в виду? – почти зарычал Грязнов-старший.
– Я – ничего, – продолжая наглеть, заявил Денис, – это уж теперь пусть они сами решают…введу – не введу…
– Понял, кого воспитали? – возмутился Славка. – Все, этих – убрать! – Он показал на труп и бьющегося в истерике с завернутыми за спину руками Иван Иваныча.
– Слава, у них имеется адрес Курортной, – сказал Турецкий.
– Да знаю. Пусть стараются, там все равно никого уже давно нет.
– А как же вы?…
– А так, едрена феня! Они тебя «слушали», а мы – их. Ты прямо как неродной! Удивляюсь! Или не протрезвел еще? Вообще-то пиво на коньяк – это круто.
– Все, блин, знаете!
– А то! Пошли…
– Слушай, я вчера на такси ехал…
– Знаю, Витек его зовут. Он у Дениски недавно…
У центральных ворот парка стояла черная «Волга» с открытой дверцей. На заднем сиденье, высунув ногу наружу, устроился Костя Меркулов. Он увидел выходящих из-за турникета Грязнова и Турецкого. Внимательно, будто в первый раз видел, уставился на Александра Борисовича и, когда те подошли поближе, поднес указательный палец к виску и известным жестом изобразил, что он думает по поводу поведения своего уважаемого сотрудника.
И этот тоже…
– Стыдно? – повторил он Грязнова.
И Турецкий, опустив голову, ответил:
– Да.
– Все, – как бы подвел черту Меркулов, – извинился, и поехали дальше. Забыли, да, Вячеслав?
– А ты, собственно, о чем? – удивился тот.
Меркулов засмеялся:
– Опять сговорились, черти… Садись, поговорим, – сказал он Турецкому. И когда они втроем уселись в машине, продолжил: – Я вчера прочитал твое послание… ну в смысле версию. Отдал перепечатать, а сегодня положил в папку генерального. Для экстренного решения. Тот позвал, когда я уже собирался сюда. Поэтому задержался. – Это он сказал Славке. – Так вот. Остапенко в понедельник вызван для дачи свидетельских показаний. Ты не забудь, Вячеслав, что сбежать он не должен.
– Хрен ему, – сказал Грязнов.
– Вот именно, – подтвердил Меркулов серьезно и повернулся к Турецкому: – А ты, если, конечно, не собираешься подать заявление об уходе… Нет? – Но так как Турецкий промолчал, продолжил: – Значит, возбуждай дело. По Баранову, Колосову и Потапчуку. А по угрозам в адрес Турецкого дело возбудит Гена Левин. Он уже в курсе. Ты ему помоги с недостающими материалами. Ты ж у нас все-таки лицо заинтересованное, пойдешь свидетелем. Кстати, чуть не забыл… Саня, я вчера разговаривал с Ириной Генриховной. Ты уж извини мне такое вмешательство в твою личную жизнь. Но ведь надо же было объяснить… гм, необъяснимую «логику» твоих поступков! Так вот, она хочет узнать, когда может вернуться?
– Вернуться? – растерялся Турецкий.
– Вот именно, разве я неясно сказал? – сердито ответил Меркулов. – Во всяком случае, я обещал ей, что ты сам позвонишь, когда окончится… это… Вячеслав, да объясни ж ты ему!… Ну совершенно тупой какой-то! Все, ребята. Суббота нынче. Свободны, покиньте машину. А я поеду в присутствие. Еще раз почитаю откровения одного «важняка».
Меркулов подмигнул Турецкому и показал водителю, чтоб тот трогал.
– Так чей был пистолет? – спросил Турецкий, провожая взглядом меркуловскую «Волгу».
– Я ж тебе говорил, что будет сюрприз, – как-то неохотно ответил Грязнов. – Толковая девка. Дать телефончик?
– Есть, – ответил Турецкий.
– А твои вернутся в следующее воскресенье. Они не в Сочи, Степа их в Гагру увез. Это все вранье, что там кругом стреляют. И люди – наши, и море, говорят, уже потеплело… Как насчет пивка?
– Я бы с удовольствием.
– Тогда едем ко мне. И вот что еще, Саня, все равное я тебя обыграю, но даю фору!… Да, слушай, а что ты им написал-то? Покажи-ка свой конверт!
Грязнов забрал у Турецкого желтый конверт, открыл его, вынул листок бумаги, сложенный пополам, развернул и… захохотал.
