– Давай-ка я к тебе своего приставлю, а? Чтоб покатался с тобой, приглядел.
– И не думай! Прогоню. Да и прав у тебя таких нету, если я сам не пожелаю иметь «личку».
– Трудно с тобой, Саня, – поморщился Грязнов. – С Иркой-то как? – спросил после паузы.
– А никак. Живут. Нинка вот звонит. Вечерами. Когда мать куда-нибудь смывается. На концерт, естесьно! А дочка дома одна. Вот ей надоедает уроки делать, она и звонит папуле… Ах, Славка, будь оно все проклято! Ну почему всегда наперекосяк?!
– Не кричи. Ты ж на службе все-таки. А вон какой-то хлопец тебя поджидает. Гляди, уж не практикант ли обещанный? – Грязнов хохотнул и похлопал друга по плечу. – Ладно, Саня, держи хвост морковкой, тогда сам в суп не попадешь. Поеду. Так про обмыв тачки не забудь. Я завтра время уточню. Да, и напоследок, Саня. Ты уж не учи того паренька нашим с тобой глупостям. Хватит, мы с тобой уже динозавры, скоро повымрем. Закон природы. Пока.
И, махнув рукой, он ушел по лестнице вниз.
А Турецкий вдруг подумал: с какой вообще-то стати на сегодняшнем разгоне присутствовал Вячеслав? Зачем его Костя позвал? Для поддержки? Тогда – чьей? Он что же, не уверен был разве в своей правоте? Сомневался в своих действиях? Или, наоборот, не сомневался, но хотел присутствием Славки как бы еще больше усугубить вину его, Турецкого? Черт их всех знает, оба – темнилы порядочные.
Но у каждого – свои личные заботы. Каждый хочет дожить спокойно. Вон Славке сейчас нужнее всего его новый автомобиль. А Косте что? Тишина? Чтоб тот же генеральный на него постоянно собак не спускал? Из-за Турецкого, разумеется. Да и других непослушных хватает, не бельмо же у него на глазу этот Александр Борисович!…
Возле кабинета и вправду разгуливал молоденький и невзрачный паренек.
– Ты, что ли, практикант? – спросил Турецкий, подходя ближе и протягивая ему руку.
– Я, – ответил тот.
– Быстрый ты, смотрю. Звать как?
– Максимом. Максим Петлицын, – поправился он.
– Понятно. Свободен, Максим.
– Не понял?
– Это плохо, что не понял. Ты обязан все схватывать на лету. Иначе какой же ты тогда практикант? Никакой, получается. Свободен – это и значит: свободен. Завтра приходи. Сегодня я не готов принять тебя. Дела у меня сегодня. Ясно?
– Ясно. А завтра когда?
– А ты пойди сейчас на тот этаж, – Турецкий показал пальцем наверх, – найди кабинет заместителя генерального прокурора по следствию Меркулова, зайди в приемную… Там у него секретарша, такая вся из себя, у нее и спроси, когда в нашем доме начинается рабочий день. И приходи завтра, минута в минуту. Понятна диспозиция?
– У вас тут, смотрю, по-военному?
– Ага, в мундирах ходим. И ты тоже будешь ходить. Если вовремя не передумаешь и не сбежишь. Привет.
Турецкий отдал ему честь, повернулся и ушел в свой кабинет, заперев за собой дверь.
Он открыл сейф, из глубины достал фляжку коньяка, отвинтил пробку и, сделав маленький глоток, погонял коньяк во рту, после чего пробку завернул и спрятал фляжку обратно.
Из сейфа же достал свой исписанный блокнот с заметками по делу, которое так долго и безуспешно обсуждали сегодня в кабинете у Кости, уселся за стол и начал неспешно перелистывать свои записи.
Костя прав. Но прав по-своему. Опасно? Да, они теперь разозлены. Их подставили, и они знают, кто это сделал. А «Центурион» – не собранная с бору по сосенке охранная фирма, а целенаправленно созданный исключительно из бывших сотрудников силовых и правоохранительных органов «коллектив единомышленников», это тебе не шарашкина контора. Люди серьезные и злопамятные. Их уже однажды государство крепко кинуло. Поэтому и они церемониться не будут.
А может, это и хорошо? Все закончится одним разом? И не надо больше никакого «робингудства», как выразился Костя. Потом соберутся ребята, примерно можно угадать даже состав присутствующих, так сказать, на тризне. Станут слова говорить – понятно какие. Скоро забудут причину, по которой, собственно, собрались, и начнутся анекдоты, кто-нибудь предложит баб пригласить, чтоб не скучно. И опять станут вспоминать, что покойный был весьма горазд по этой части. Так, со смехом и легкой печалью разъедутся кто куда: одни – к женам под бочок, другие – по девкам, третьи – добавить еще, поскольку обязательно окажется мало. И вся любовь…
Да нет, чушь все! Мысли дурные в голову лезут. Это потому что она, голова, занята не делом, а хрен знает чем. Все, хана! Пора работать. Времени до субботы, до отпущенного срока, вполне достаточно.
Итак, что у нас теперь наметилось?…
Александр Борисович Турецкий углубился в свои записи и обо всем немедленно позабыл. И лишь на миг оторвался, чтобы укорить себя: только последние идиоты думают о собственных поминках.
Глава третья
«НАБЛЮДАТЕЛИ»
Понедельник – действительно день тяжелый, особенно для того человека, у которого он все никак не может кончиться. Тем более если день накануне, а также последовавшая за ним ночь внесли и свою толику в события, от коих жизнь не представляется лучше или хотя бы насыщеннее. Поменьше бы подобных событий…
Чтение блокнота – тоже серьезная работа, после которой явно напрашиваются определенные выводы. Закончив чтение, Александр Борисович, вопреки прямому указанию Меркулова, решил их тем не менее нарушить, ибо не видел другого пути, чтобы еще разок хорошенько колыхнуть уже достаточно взбудораженное болото.
Естественно, что сообщать о своем решении он не стал никому, тем более начальству. А работа в архиве, согласно решению Константина Дмитриевича, начиналась с завтрашнего дня. Вот и явится практикант, которого можно будет, кстати говоря, сразу и основательно загрузить. Они себе что думают? Что их сразу заставят ловить особо опасного преступника? Или в Бутырки повезут проводить допросы и очные ставки? Дудки! Пусть начинают потихоньку стирать собственными рукавами пыль с архивных папок. И это – далеко не худший вариант…
Итак, не будем терять дорогого времени!
Турецкий запер свой кабинет, бренча ключами, спустился на нижний этаж и прошел на служебный двор, где стояли его «Жигули». Hoрмальная машина! Зря Славка какие-то иномарки себе замысливает…
Дорога много времени не заняла, и спустя полчаса Турецкий вошел в большой и прохладный вестибюль газетного комплекса на Краснопресненской. Подошел к степенно прогуливающемуся возле своего стола охраннику и полез в карман за записной книжкой.
– Смашнов… Алексей… Робертович… Правильно? – Турецкий еще раз сверился со своей записью.
– Вам назначено? – спросил охранник.
– Нет, но вам незачем звонить ему. – «Важняк» спрятал записную книжку и достал удостоверение.
Охранник, немолодой уже человек с брюшком и в очках, имел, видимо, не лучшее зрение. Он склонился над удостоверением, попытался что-то прочесть в нем и сказал смущенно:
