— Ну если речь идет не о военной тайне, то можете рассчитывать на мою откровенность и полную конфиденциальность, — уголками губ улыбнулся Филатов.
— Военную тайну я у вас выпытывать не буду. Пусть подготовка молодых экономистов идет привычным путем. Лишь бы не было хуже. А вот поговорить об одном вашем преподавателе очень хотелось бы.
— Так и знал. Давно уже чувствовал, — огорчился предстоящей малоприятной беседе Филатов. — Но уверяю вас, меры уже предпринимал.
— Вы даже знаете, о ком пойдет речь? — удивился Грязнов осведомленности декана.
— Догадываюсь, к сожалению. Вы знаете, педагогический коллектив у нас очень дружный, сплоченный, подбирался не один год. Все преподаватели — без ложной скромности скажу — талантливы. Ну, если не всегда талантливы, то несомненно способны, — поправил себя Дмитрий Григорьевич, решив, что объективности ради слишком расхваливать своих коллег все-таки не стоит. — Но один наш преподаватель, Каледин Андрей Борисович, настоящий талант. Вы не представляете, сколько он уже сделал для нашей науки. И ведь его уже приглашали читать лекции за рубеж. Он съездил один раз, а потом отказался. Говорит, жаль терять время на заграницу, когда у нас столько гениальной молодежи подрастает, их пестовать надо, развивать.
Он настоящий патриот отечественной науки. И преподаватель талантливый. Но есть в нем одна черта, которая портит общее благоприятное о нем представление. Он неуживчив. То есть с коллегами все нормально. Ну, замкнут, малообщителен, весь в себе, так это не порок, он типичный интроверт. Но иногда у него бывает такой всплеск эмоций, просто на ровном месте, что меня это очень огорчает.
— Эти всплески эмоций касаются, вероятно, не коллег? — уточнил Грязнов. — Я исхожу из ваших слов, что коллектив у вас сплоченный. Следовательно, Каледин вписывается в общий эмоциональный фон коллектива.
— Совершенно верно, он вполне органично вписывается в педагогический коллектив. Но иногда у него бывают конфликты со студентками.
— А со студентами?
— Как ни странно, нет. С ними он ладит. Я все пытаюсь понять, в чем дело. Загадка! — развел в недоумении руками декан. — Ведь с девочками как-то гораздо спокойнее. Они старательные, уважительные, правда, есть и языкатые, но молодежь нынче такая — колючая, самоуверенная. Но все в пределах нормы. Все-таки это университет, сюда кто попало не поступает. И вот именно с девочками у него возникают иногда конфликты. А они пишут на него жалобы. Как-то я не привык к такому, у нас никогда студенты не писали жалоб на преподавателей. Поколение такое пошло, что ли?
— Поколение кляузниц, — усмехнулся Грязнов.
А про себя удивился. Ни о каких жалобах он не знал, но не хотел подавать вида. Коль разговор пошел легко и декан весьма откровенно описал ситуацию, Грязнову не составит особого труда по ходу беседы вникнуть в суть дела.
— Выходит, что так. Ведь уже три жалобы настрочили. Вы, наверное, из-за них пришли ко мне? Они уже и в милицию заявили? Хотя странно, при чем здесь милиция, тем более Управление внутренних дел. Можно ведь уладить конфликтную ситуацию внутри университета, не вынося сор… — Филатов был искренне озадачен. Грязнов не стал его разубеждать, поскольку декан ответов на свои вопросы не дожидался, ему просто хотелось излить душу и заодно заручиться поддержкой человека, который сочувствующе выслушивал его. А возможно, он все-таки опасался каких-нибудь неприятностей от визита генерал-майора, поэтому с первых же слов попытался объяснить, что находится в курсе дела о необычном поведении Каледина и даже порицает его.
— Давайте вернемся к вспышкам гнева Каледина. Думаю, они сильно напугали девушек, если дело дошло до жалоб. Согласен с вами, письменные жалобы студентов на своего преподавателя весьма редкое явление. Честно говоря, мне с таким встречаться не доводилось. Должно же быть какое-то объяснение его гневу?
— Андрей Борисович мне объяснял. Говорит, не выносит, когда к его предмету относятся безответственно. А когда девушки к тому же ведут себя заносчиво, хотя являются на семинары или даже зачеты неподготовленными должным образом, это его выводит из себя. Конечно, он не прав. И я ему сказал об этом.
И даже объяснил, что делаю сам в подобных случаях. Иногда гораздо действеннее не порицание, а сарказм. Девушки ведь, как правило, самолюбивы, и если относиться к их слабому ответу с известной долей иронии, они все сделают, чтобы в следующий раз преподаватель относился к ним с уважением.
— Вы присутствовали на его зачетах?
— На зачетах нет, а на экзаменах присутствовал.
Я ведь всегда вхожу в состав экзаменационной комиссии. Никаких инцидентов не случалось.
— И давно он стал себя вести так… необычно?
— Только в этом году. В смысле — в этом учебном году. Две жалобы поступили на него в прошлом семестре, одна в этом. В последнее время он завершал свою докторскую диссертацию. К тому же он ведет активную научную деятельность, а она требует больших жизненных сил. Видимо, у него уже не хватает нервов реагировать на нерадивых студенток. А потом, я думаю, мой разговор с ним сыграл положительную роль. Во всяком случае, в последнее время подобных инцидентов не наблюдалось.
— Дмитрий Григорьевич, а как себя проявил Андрей Борисович в преподавательском коллективе?
Не было ли на него нареканий со стороны коллег?
— Даже затрудняюсь сказать. Поскольку наука — его призвание, я могу судить о нем только как об ученом. А так в университете он ни с кем не общается. Приходит, отчитает лекции, проведет семинары, примет зачеты или экзамены — и все. О личной жизни ничего не известно. Как-то обмолвился, что несколько лет назад потерял свою мать. Да, в анкете указано, что он холост. Я уже говорил, Андрей Борисович замкнут в себе. Он раскрывается только тогда, когда речь идет о научных открытиях в области математики.
По секрету скажу вам, ректорат готовит ходатайство в Российскую академию наук о предоставлении его к награде за заслуги перед Отечеством в области математики. У него же буквально на днях защита докторской диссертации. И поскольку тема мало разработана, а у него уже много публикаций в этом направлении, я думаю, Академия наук поддержит наше ходатайство.
Дмитрий Григорьевич увлеченно рассказывал об успехах своего коллеги и уже забыл о причине, которая привела Грязнова в его кабинет. Да в общем-то он о ней и не догадывался. «Пусть будет в неведенье», — думал Грязнов. Раз декан сам решил, что причина в жалобах студенток-кляузниц, лучше пусть так и считает. Каледин не должен раньше времени знать о том, что им вплотную заинтересовалось Управление внутренних дел.
Грязнов пожал небольшую холеную руку Филатова, попрощался с ним по-дружески и покинул деканат под любопытным взглядом немолодой секретарши с большим бантом в старомодной прическе. Выходя в коридор, он столкнулся с проходящим мимо высоким грузноватым человеком, который шел, не замечая никого вокруг, с сосредоточенным лицом, рассеянно отвечая на приветствия немногочисленных студентов. Старенький потрепанный костюм мешковато сидел на его крупной фигуре, волосы небрежно торчали в разные стороны, а большой портфель был раздут, как будто он тащил в нем по крайней мере с десяток толстых книг. Грязнов сразу понял, кого ему довелось встретить в университетском коридоре, и, когда услышал очередное «Здравствуйте, Андрей Борисович», не удивился. Он был фаталистом и верил в поговорку «На ловца и зверь бежит». Усмехнувшись тому, что еще раз подтвердилась правильность этой народной мудрости, вышел на улицу и немного огорчился, что погода испортилась. Моросил мелкий дождь, пришлось открывать зонт, и, как всегда, заедала кнопка автоматического открытия. Наконец он справился с ней и решил забежать в кафе напротив, желудок у него действовал как часы и всегда ровно в два часа дня требовал наполнения. Иначе не даст жизни — будет сердито урчать, пока не получит свою порцию еды. Да еще и немалую. Совсем избаловался. Попробуй тут похудей…
