— Да, — важным голосом ответил Валера. — Сегодня ночью на Литейном обнаружен труп.
— Почему раньше не позвонил? — сердито спросил Гоголев.
— Пожалел, товарищ генерал! Все-таки праздник… — виновато оправдывался Крупнин. — Да вы не беспокойтесь, место происшествия мы осмотрели, а охранять его поставили участкового Петрухина.
— Подробнее… — потребовал Гоголев, зная привычку молодого опера растягивать удовольствие, докладывая об интересном, на его взгляд, преступлении.
— Молодая девушка, студентка, изнасилована и задушена в лифте собственного дома, — по-военному кратко отрапортовал Валера. Но лаконичность его доклада отнюдь не свидетельствовала о том, что он изменил своему обычному стилю. Наверняка он уже владел более подробной информацией, но по своему обыкновению оставил кое-что и на десерт.
Сон все равно был безжалостно прерван, и Гоголев решил, не мешкая, отправиться на место происшествия.
Во дворе старинного шестиэтажного дома его уже поджидали Крупнин, Мартынов и Cалтыков. Они докуривали сигареты и, как только Гоголев вышел из машины, направились к нему.
— Покой нам только снится… — вместо приветствия произнес Гоголев, подавая всем руку. Опера выглядели озабоченными и, едва поздравив шефа с Новым годом, тут же повели его в подъезд. Было тихо и безлюдно, народ спал в это раннее новогоднее утро, и голоса оперов гулко разносились по подъезду.
Участковый милиционер Петрухин, щупленький, похожий на подростка, со скучающим видом привалился к решетке шахты лифта, и по всему было видно, что ему не терпится поскорее оставить свой пост и отправиться, наконец, спать. Увидев генерала угрозыска собственной персоной, он мгновенно выпрямился и звонко доложил:
— Товарищ генерал, меры по охране места происшествия приняты! — и будничным голосом добавил: — Cтою уже часа три…
— Иди, Петрухин, отдыхай, — махнув рукой в сторону двери Гоголев.
— А теперь детали! — потребовал генерал, когда Валера в общих чертах доложил об убийстве. — Личность убитой установлена?
— Да. Это Алехина Ольга. Живет… то есть жила в этом доме на третьем этаже, в квартире сто восемнадцать. Тело обнаружили родители девушки, — Крупнин заглянул в открытый блокнот, страницы которого были исписаны корявыми буквами, — Алехины Валерия Антоновна и Александр Дмитриевич. Вчера их дочь с подругами отправилась на дискотеку и обещала вернуться к одиннадцати вечера. Родители ее прождали до полдвенадцатого, начали волноваться и решили выйти на улицу. Подумали, вдруг она там с подружками стоит, никак не распрощается. Вызвали лифт и, когда двери открылись, увидели ее. Уже мертвую… Мать так кричала, что выскочили соседи. Отец был в шоке, просто окаменел. Соседи вызвали милицию и «скорую».
Пока Крупнин докладывал, Гоголев нажал кнопку лифта и, как только двери открылись, надавил на «Стоп». Он окинул внимательным взглядом довольно просторную кабину, изучил нанесенные на полу мелом очертания фигуры, — в это раннее утро никто лифтом еще не пользовался и рисунок не затоптали.
— Ну что скажешь, Женя? — повернулся Гоголев лицом к Мартынову. — Что нам судебная медицина cообщит?
— Труп был осмотрен в статической стадии. Наружный осмотр показал, что смерть наступила около полуночи в результате удушения. На шее явственно видны следы от пальцев убийцы. Следов побоев или ранений на теле не обнаружено. Такое впечатление, Виктор Петрович, что девушка находилась в лифте с известным ей человеком. Он напал на нее неожиданно.
— Почему такие выводы?
— На теле не было следов сопротивления. Убийца ее просто изнасиловал, а потом задушил.
— Как это — просто изнасиловал, а потом задушил? А она что, стояла и ждала?
— Нет, конечно. Он ей, скорее всего, зажал рот рукой, у нее на щеке несколько царапин, от его ногтей, очевидно. Но то, что она находилась во время изнасилования в беспомощном состоянии, очевидно. Конечно, более подробную картину мы получим по результатам судебно-медицинской экcпертизы.
— Какие-нибудь вещдоки обнаружили? — спросил Гоголев у Крупнина.
— В том-то и дело, что обнаружили, — оживился тот. — Нам просто повезло. Вот тут, в углу, под лестницей, валялась бескозырка. Мы ее уже на экспертизу отправили.
— Надеюсь, это то, что нам нужно, — пробурчал Гоголев. — Надо поторопить экспертов.
— А мы пока соседей опросим… — Валера Крупнин горел желанием скорее приступить к работе.
— А кто с родителями поговорит? — спросил до сих пор молчавший Салтыков. — Только я — пас! Не выношу женских слез.
— С родителями сейчас не поговоришь. Мать погибшей в больнице, у нее сердечный приступ. Отец лежит дома, спит. Ему врачи укол вкатили, уж очень плох он был. У него сейчас соседка сидит, — продолжал удивлять коллег своей осведомленностью Валера.
— Тогда начинайте с соседей! — распорядился Гоголев. — А я поеду к экспертам. Посмотрим, что они скажут… А ты молодец, Крупнин, — одобрил он усердие доблестного следопыта.
Валера расплылся в улыбке, не в силах скрыть радость от похвалы начальства.
— Виктор Петрович, с соседями погодить надо, — вмешался Салтыков. — Все еще спят.
— Ну, погуляйте еще часок, — взглянул на часы Гоголев. — А потом приступайте. Главное, всех надо дома застать, пока не разбежались.
Гоголев уехал, решив, что ребята справятся без него.
— Я тут кафе знаю, оно рано открывается. Зайдем хоть кофейку выпьем, не мерзнуть же, в самом деле, на улице! — предложил вездесущий Валера Крупнин. Не было в Питере района, где бы он не держал на примете кафе, где можно было перекантоваться и с пользой приятно провести время. Заказав по чашечке кофе, все уселись поудобнее, а Валера открыл свой раздрызганный блокнот и спросил:
— Ну, какие будут соображения?
Юра Салтыков вызвался обойти соседей, Крупнин решил присоединиться — квартир много, а время не терпит. По свежим следам было больше шансов выйти на преступника. Женю отрядили к судмедэкспертам.
Час спустя, обходя квартиру за квартирой, опера пережили не лучшие минуты — первый день нового года начинался с ужасного преступления, а потому и настроение у жильцов было соответствующее.
— Ну что? — встретил их Гоголев в шестом часу вечера, когда изрядно уставшие опера ввалились в его кабинет.
— Немного, — тяжело вздохнул Крупнин с несвойственным ему унылым видом. От его былой жизнерадостности не осталось и следа. — Как и следовало ожидать, никто ничего не видел и не слышал — все сидели за столом и праздновали.
— Кто б сомневался! — пробурчал Гоголев, для большей комфортности отвалившись широкой спиной на спинку стула и постукивая карандашом по столу.
— К тому же у всех работал телевизор, так что громкая музыка заглушала все звуки в подъезде.
— Но в квартире сто двадцать одна старушка сообщила, что после одиннадцати ночи, когда она уже задремала, сквозь сон слышала женский вскрик. Но, говорит, не уверена, вдруг ей померещилось? Живет одна, так что подтвердить или опровергнуть ее слова некому. — Крупнин виновато взглянул на Гоголева. — Остальные соседи услышали уже только крики матери Ольги, тогда и вышли в подъезд. Но есть две зацепки. Первая: лифт с телом убитой остановился на четвертом этаже.
