— О переводе?
— Так точно, — снова улыбнулся Турецкий. — Не забудьте сказать, почему делом занимается Вадим, а не Юра и что они с ним сделали. Наконец, последнее. Пусть он черкнет два слова обо мне своему знакомому Олегу Михайловичу Гридневу, у которого я сейчас нахожусь на НПЗ, понял? Товарищ опасается подвоха. И правильно, между прочим, опасается, осторожность никому не повредит. Закончите, жду звонка.
Турецкий отключился и посмотрел на Гриднева, который внимательно прислушивался к его телефонному разговору.
— Вы что-то сказали о заявлении Егора… Александр Борисович? — вспомнил тот имя-отчество гостя без подсказки.
Турецкий достал из кармана лист ксерокса, развернул и припечатал его ладонью на столе.
— Это — копия, естественно, оригинал в папке генерального прокурора. Можете посмотреть.
Гриднев стал читать. И вдруг кровь прихлынула к его лицу. Он нахмурился, попытался откашляться, но из горла вырвался лишь хрип. Александр Борисович с тревогой взглянул на него. Но тот вытащил из кармана носовой платок, не разворачивая его, промокнул лоб, вытер шею и положил на стол рядом.
— Ну что я могу сказать по этому поводу? — Гриднев опять уставился в окно. Турецкий заметил, что директор избегал глядеть ему в глаза. — Тут и обо мне… Да-а, запутался он, бедняга… А вы желаете, чтоб я объяснил или стал оправдываться?
— Мне оправдания не нужны. Мне бы — правду, Олег Михайлович.
— А вы еще про какое-то заявление… не следственная тайна?
— Если нам удастся найти общий язык, обещаю ничего не утаивать. Но если в двух словах… У нас появились некоторые, скажем так — агентурные, данные, что Гусеву угрожает физическая расправа, вы понимаете, о чем я. Так вот, его заявление необходимо для обеспечения его же безопасности. Его третий уже адвокат — второму подстроили автокатастрофу, и он находится в больнице — сейчас на приеме у следователя Ершовой, имя которой здесь, — Турецкий ткнул пальцем в лист бумаги, — тоже упомянуто. Он должен сегодня же встретиться с подзащитным и заодно получить подтверждение того, о чем вы только что просили.
— Простите, но ведь адвоката Егору наняли… ну, все мы, не я один. Точнее, не моя была идея, хотя я поддержал. Что с ним?
— Вы не в курсе? Странно… Он повел себя как последний мерзавец. Либо строго выполнял данное ему задание. Короче, узнав о его откровенном двурушничестве, Гусев официально отказался от его услуг — вы уже прочитали. — Турецкий снова показал пальцем на заявление. — Адвокат стал качать права перед своими заказчиками и… был вчера убит. Тело пока, правда, не обнаружено, но это дело времени. Заказчик установлен.
— Кто? — выпалил Гриднев.
— А вот это уже следственная тайна, Олег Михайлович, — усмехнулся Турецкий. — Но можете быть уверены, вас мы не подозреваем. Поэтому я здесь. Ну что, подождем слова Гусева?
— Я думаю, не стоит ничего ждать, — решительно сказал Гриднев. — Будете спрашивать или записывать?
— Вы не совсем точно сформулировали свой вопрос, Олег Михайлович, — добродушным тоном сказал Турецкий. — И спрашивать буду, и записывать — с вашего согласия — на этот диктофон. — Он вынул миниатюрный японский диктофон, который работал с момента появления Александра Борисовича в директорском кабинете. Но Турецкий сделал вид, что включает его, и сказал, приблизив губы к микрофону: — Показания по делу Гусева дает генеральный директор акционерного общества «НПЗ — Стандарт» Гриднев. Прошу, Олег Михайлович, сначала я предоставляю вам возможность самому рассказать обо всем, что вам известно относительно названного дела, а после мы перейдем к уточнениям деталей. Вы не возражаете?
Гриднев отрицательно покачал головой. Турецкий засмеялся:
— Олег Михайлович, эта чувствительная японская техника, к сожалению, еще не дошла до того, чтобы фиксировать жесты собеседников. Поэтому словами, пожалуйста.
Но директор даже не улыбнулся. Он был напряжен.
— Я согласен дать свои показания.
— Очень хорошо, прошу…
Вернувшись на Большую Дмитровку, Александр Борисович «отметился» у Зиночки и засел в своем кабинете в ожидании новых известий. По пути он заскочил к Денису на Неглинную и отдал ему кассету для расшифровки магнитофонной записи и распечатки текста — у Дениса в одной «хитрой конторе» были знакомые девушки-специалистки, занимавшиеся именно этими делами и умевшие держать свои острые язычки за зубами.
Позвонил Филя и сообщил, что разрешение на свидание получено, что Гусеву Вадим сумел все правильно и, главное, быстро объяснить, и тот согласился принять его в качестве своего нового адвоката, подписал новое соглашение. Ну посетовал по поводу драматических событий последних дней — тут и исчезновение Лены, и беда с Гордеевым, и вероятное убийство Штамо. Заметил только, что петля затягивается. Вадим тогда и показал, какое Гусев должен написать заявление, чтобы избежать трагического финала. Не забыл и о просьбе Турецкого. Гусев подумал и ответил, что Олег оказался по отношению к нему порядочной сволочью, но он все же продолжает верить ему и просит, хотя бы в порядке исключения, сказать следователю всю правду. Иначе он, Егор, проклянет его, правда, скорее всего, уже с того света, поскольку дело к тому и идет.
Турецкий, слушая Филю, улыбался, ибо надобность в поддержке Гусева для него уже отпала. Гриднев ничего не стал скрывать, на вопросы отвечал четко и обстоятельно. Но все равно, записка пригодится — на будущее. Это — хорошая рекомендация.
Потом позвонил Щербак и доложил, что в офис Брусницына в Печатниках прибыл известный в криминальных кругах авторитет Мамон Каширский — Григорий Семенович Мамонов. Замени три буквы — и получится полный тезка кровавого атамана Семенова. Хотя менять ничего и не надо — оба бандиты. Просто того расстреляли, как уголовника, еще в сорок пятом или сорок шестом, а нынешний спокойно гоняет на крутых иномарках с милицейскими номерами, рвется в Московскую думу. И имеет в приятелях бывшего полковника внутренних войск, основавшего на добытые им, Мамоном, деньги — с помощью рэкета добытые! — Благотворительный милицейский фонд. Турецкий приказал глаз теперь с Мамона не спускать.
Много интересного наговорил на пленку Олег Гриднев, которому, как понял Турецкий, все давно осточертело и который устал бояться чьих-то бесконечных угроз.
Картинка-то оказалась незамысловатой — как любая современная уголовная акция. Даже и выдумки особой ее исполнителям не потребовалось. Вот наглость — это да! И еще то, чему в последнее время дали осторожное такое название — коррупция. Наша коррупция, а не зарубежная, о которой только и известно. А у нас-то откуда она? Из-за рубежа притекла? Чего ж ей и не притечь, если почва для нее благодатная? И если вскопали, вспахали и удобрили ее на самом, что называется, президентском верху? Злопыхательство, да? Ну как же! А матерый уголовник и высокопоставленный мент в одной упряжке — это не коррупция? А взятка в двести тысяч долларов, которую передает один следователь другому, чином повыше, — тоже не коррупция?..
