— Так, ты мне тут права не качай, — тоже почему-то на «ты» бросил ей регулировщик, глядя так, будто ненароком едва не наступил ногой на лягушку, — я тебя за нарушение наказывать не стану.
— Но какое нарушение?!
— А кто по тротуару ехал, я?
— Но ведь…
— Слушай, не морочь мне голову, вали отсюда. Тебе позвонят, а дальше сама разбирайся. Мне с начальством ссориться совершенно ни к чему.
— Но у меня муж… — начала было заводиться Ирина.
— Вот и кати к своему мужу. Пусть он лучше бабки готовит. Я полагаю, на пару «кусков» ты нынче залетела. Зелененьких, разумеется! А впрочем, как еще хозяин того «мерина» посмотрит. Свободна!
И, небрежно отмахнувшись от нее жезлом, он отправился к перекрестку. Точнее, к светофору — помогать, блин…
Ирина оглядела свою машину, которая, кстати, даже как-то и не очень пострадала. Ну если не считать вмятины на правой дверце и словно соскобленной ножом краски на правом переднем крыле. Но ведь это не она, это ее ударили! Где же справедливость?! Куда смотрел тот же мент? Ах, он смотрел в рот охране своего начальства, спорить с которым и тем самым создавать себе сложности вовсе не собирался!
— Если все, что ты рассказываешь, правда… — начал Турецкий.
— Ты мне не веришь?! — вспыхнула Ирина.
— Подожди. Не перебивай, дай мне закончить. — Турецкий поморщился. — Я ни в чем не сомневаюсь, даже в том, что только ненормальный станет кататься по тротуару перед «Гута-банком». Помнишь, Славка, мы уже однажды брали за жопу тех деятелей? В девяностом, если не ошибаюсь…
— В девяносто восьмом. Перед дефолтом.
— Вот-вот. А если в том «мерине» был кто-то из них, то права, выданные мадам по фамилии Турецкая, — это просто подарок. Ты хоть номер-то запомнила?
— А то!
Ирина уже стала что-то понимать, хотя у нее в голове никак не укладывалась версия, будто ее нарушением воспользовались специально. Случайность? Но кому это в принципе нужно? И когда был тот дефолт? Что же касается номерного знака, то она, видимо, машинально запомнила его после удара.
— Там была буква «а» и цифры — ноль восемьдесят два. А потом снова «а» и еще какая-то — «б», «в»… не помню.
Турецкий с Грязновым быстро переглянулись и дружно усмехнулись. Они сразу поняли, что номерочек-то, получается, из правительственной «конюшни».
— Вы чего? — насторожилась Ирина.
— Не обращай внимания, дальше давай. А у джипа какой?
— А вот у него я почему-то не запомнила. Хотя он остановился практически рядом… Что-то с «очком» связано… А, нет, это в сумме сложилось двадцать один. Помнишь, мы все играли одно время? Считали цифры на автомобильных номерах, чтоб в сумме «очко» выходило? Ну вроде везения на дороге… Ой, дай я сейчас вспомню! Точно, было «очко». Потому что две последние цифры — семь и восемь. Значит, две первые должны дать в сумме шесть. Точно — четыре и два! И сам номер синего цвета. Вспомнила-таки! Наверное, где-то там, в подсознании, само отложилось.
— Марка джипа? — спросил Грязнов.
— Ну здоровый! Тоже мерседесовский. Как вагон. Черный, квадратный.
— Уже легче. Время происшествия?
— Да вот же! Около половины девятого.
— Звание регулировщика? Его фамилия?
— Не знаю. Светловолосый. Лет примерно двадцать девять — тридцать. Молодой еще. Подтянутый такой. Рост около ста восьмидесяти. Чуть пониже тебя, Шурик.
— Да уж, — вздохнул Грязнов и махнул рукой. — Вот ведь женщины, Саня! Ну что с них взять? Их незаконным образом лишают водительских прав, оскорбляют, угрожают. А они, вместо того чтобы выяснить фамилию и звание представителя дорожно-патрульной службы, который был обязан составить протокол, запоминают лишь его приблизительный рост да цвет волос. Что скажешь?
— Для составления субъективного портрета, как говорит наш Иосиф Ильич, — Турецкий имел в виду эксперта-криминалиста Разумовского, — эти доминирующие признаки помогут, хотя бы отдаленно, установить типажное сходство… — Турецкий рассмеялся, пытаясь скопировать речь эксперта, с которым в недавние времена ему приходилось частенько работать в одной бригаде. — Что я скажу? Могу повторить уже сказанное тобой. Но номера пробить мы все же сумеем, да? И поглядим тогда, что это за перцы такие.
— Это — непременно! Но, я думаю, до завтра не горит? Поздновато службы-то поднимать? Хотя, если хотите?.. А чего они у тебя забрали-то? — спросил у Ирины Вячеслав.
— Права и свидетельство о регистрации. — Ирина открыла сумочку и вытащила на стол все свои документы. — Талон ТО здесь. Медицинская справка — тоже.
— Временное водительское удостоверение осталось? Вот и хорошо, денек-другой покатаешься с ним. Потом вернем тебе права. А вот насчет мента твоего, Ирочка, это мы прямо сейчас распорядимся. Я пойду туда позвоню. А вы тут пока хоть омлет какой изобразите, а то курсак совсем пустой, однако! — Грязнов поднялся, гулко похлопал себя по животу и вышел из кухни.
Ирина принялась готовить ужин. Турецкий, задумчиво глядя в окно, прокручивал в голове какие-то свои мысли. Грязнов закрыл дверь в комнату, и оттуда доносились только звуки его басистого голоса, но слов было не разобрать.
Время шло. Ирина уже и стол накрыла, и свежих котлет нажарила, и картошечки, как любил Грязнов, чтоб много лука и сала. И даже банку с солеными огурцами открыла — из прошлогодних, осенних заготовок. Подумав, хотела еще и колбасы нарезать, но Турецкий остановил ее — при роскошных котлетах, так и стреляющих раскаленным жиром, какая может быть колбаса?..
А Грязнов все еще разговаривал. Наконец появился. Оглядел Саню с Ирой и ухмыльнулся:
— Ну, ребята, доложу я вам! Цирк! Давайте порубаем, а я тем временем буду излагать! Нет, это просто охренеть, что у нас творится! — Он уселся на свое место, оглядел накрытый стол, аккуратно поднял двумя пальцами пахучий огурчик, плотоядно понюхал и удивленно спросил: — А подо что?
Турецкий злорадно захохотал, а Ирина, которая только что закончила спор с мужем, как она полагала, своей победой — мол, вам сегодня уже достаточно! — тяжко (даже, пожалуй, слишком тяжко) вздохнула и полезла в холодильник за бутылкой простой русской водки — убеждения-то убеждениями, а все же Славка занимался ее личными делами, и любая скупость здесь неуместна.
Глаза Грязнова остро сверкнули, когда он, чокнувшись с друзьями и выпив, шумно втянул носом ароматы, источаемые домашней пищей, но все же отдал предпочтение огурчику. И, только похрустев им, выдал первое свое указание, уже, видно, согласованное с кем-то из соответствующих начальников.
— Значит, договорились так. На любой телефонный звонок, касающийся предмета нашей беседы, отвечаем следующим образом. Все переговоры относительно происшествия на Долгоруковской улице будут продолжены в кабинете начальника УГИБДД Москвы Федора Александровича Фролова. О чем пострадавшие стороны будут оповещены в ближайшее время. И все. Подробности моей краткой беседы с Федей — ты ж его отлично знаешь, Саня, — последуют ниже, то есть ближе к концу ужина. Не будем портить себе аппетит. А тебе, Ира, я скажу, как совет на будущее. Если опять случится нечто подобное, дай Бог, чтоб не было, — и Грязнов постучал по дереву, — все твои сознательные действия должны сводиться к следующему. Если сама не можешь выяснить, кто и за что конкретно тебя остановил, не тушуйся, сядь в машину, закрой за собой дверь и достань телефонную трубку. У тебя много весьма влиятельных друзей и знакомых. Один твой звонок, например, мне или тому же Феде, визитка которого у тебя есть, я сам видел, придаст делу иное звучание. И не будет стоить испорченных нервов. Понятно? Вот и ладушки! — Грязнов потянулся за следующим огурчиком и по-хозяйски велел: — Наливай, Саня! А что касается убийцы Лермонтова…
