Короче, обошел Денис все без исключения конторы, где можно было уточнить имеющуюся фактуру. И оказалось, что отдельные документы, имеющиеся на руках у владельцев, вовсе не имеют своего официального подтверждения в соответствующих организациях. Иными словами, большинство этих бумажек — тут Денис потряс папкой с документами, — касающихся «переезда» джипа в Россию, — чистая липа! Подделка, фикция — как угодно. А вот регистрация в местном ГАИ подлинная. И доверенность Потемкина — тоже. И еще — дарственная. Все!
Вывод такой. Поскольку операция с машиной проводилась, надо понимать, уголовниками, то они сильно себя не стесняли, обходясь где взятками, а где обыкновенными угрозами. Чтобы убедиться в этом, Денису и пришлось задержаться в Зеленограде…
И дальше, как сразу понял Турецкий, развернулась история почти романтическая.
Правда, ей предшествовал не самый приятный разговор с милицией, точнее, в отделе ГИБДД. Кому-то там очень не понравилось любопытство Дениса Грязнова, директора частного охранного предприятия, настырно выяснявшего, кто официально занимался данной машиной. Можно подумать, что в процессе ее оформления были задействованы все без исключения сотрудники инспекции, и никто конкретно. Причем поглядывали на неприятного гостя не равнодушно, как на муху, которая безумно всем здесь надоела, а с явной угрозой заткнуть рот, если сам не поймет намеков.
А потом, когда он проехал по другим конторам, в частности в ЗАГС, где была зарегистрирована смерть от несчастного случая гражданина Потемкина Г. А., он заметил за собой «хвост». Пришлось пойти на некоторые ухищрения и оторваться. Тем более что он хотел обязательно встретиться с нотариусом Карпушем Б. Н., который оформлял и доверенность, и дарственную.
Чтобы не подводить под монастырь пожилого наверняка человека — а кто же еще согласится работать в подобных пыльных конторах? — Денис проявил недюжинную конспирацию. Долго рассказывать, а он не собирался занимать лишнее время у «дядь Сани», которому, было заметно, просто не сиделось на месте, но он профессионально сдерживал себя, однако Денису удалось почти тайно проникнуть в нотариальную контору, где работал этот Карпуш, и, обаяв маленькую, невзрачную секретаршу, уговорить ее передать Карпушу записку от него. Вот и стоял он на лестничной площадке в ожидании старого, обязательно плешивого, с висящим носом, занудного еврея — у кого еще может быть такая фамилия? — зевал и оглядывался — на всякий случай: как бы не вычислили его местные шерлоки холмсы.
— Здравствуйте, — услышал он мелодичный, необычайно приятный голос. Обернулся и… обомлел. — Меня зовут Белла Наумовна, а вы, простите, кто?
Ну, блин! Только и мог молча воскликнуть Денис при виде этой восхитительной, хотя, возможно, и не совсем молодой, белокурой женщины, с такими рельефными формами тела, от которых в самом прямом смысле балдеют мужики, не в силах оторвать глаз. И никакой плеши! Никакого висячего унылого носа! В одном оказался прав — Белла Наумовна явно была не казашкой какой-нибудь там. Но до чего ж хороша, зараза! А эти черные глаза!.. Денис и не заметил, как едва не запел дурным голосом похмельную цыганщину.
Подумалось на миг, что и она понимала толк в мужчинах, то есть могла отличить, к примеру, искреннее восхищение от фальшивой подделки. И реакция Дениса, у которого едва не встали дыбом рыжие его — в дядьку — густые кудри, видно, ей очень пришлась по душе. Во всяком случае, некий духовный контакт установился с ходу. И прочно. У нее мгновенно пропало желание работать, вести прием посетителей, а у него — заниматься всякими дальнейшими расследованиями, рискуя при этом схлопотать по шее от навязчивых соглядатаев. И Денис уже жалел, что все равно — не сейчас, так потом — вынужден будет задавать ей, чудом залетевшей сюда, в затхлую провинциальную контору, яркой, прямо-таки ослепляющей глаза птице, свои дурацкие вопросы о том, каким образом были выданы доверенности, дарственные, будь они неладны… Тоска зеленая!
Нет, рассказывал-то все это Дениска спокойным и ровным тоном, но по вспышкам в его глазах, по шальной улыбке, бродившей на губах, Александр Борисович, как опытный следователь-физиономист, как старый сердцеед и, в конце концов, как просто бывалый человек, видел потрясение парня. Даже немного завидовал ему, способному испытывать вдруг почти спонтанно подобные чувства. Ну надо же!
Все дальнейшее, как попытался скромно — и еще раз скромно! — изложить Грязнов-младший, происходило вне стен конторы. Чем, собственно, и объясняется его столь раннее, впрочем, как еще посмотреть, возвращение в собственное агентство.
Самое потрясающее заключалось в том, что Белочка — так ее теперь уже называл тихо шалеющий Денис — все делала сознательно и ничего не боялась.
Во-первых, жила она одна. Квартирка была обставлена явно не на конторские доходы. И не на жалкие проценты от нотариальных сделок куплен был шикарный небольшой автомобиль «мерседес-купе».
Во-вторых, вела она себя так, как сама хотела. Хочу — буду сидеть, протирая задницей стул… не хочу — не буду! Она так легко и непринужденно рассуждала, называя некоторые вещи своими именами, с легкой грубоватостью своего парня, что так и тянуло немедленно смотреть именно туда, о чем шла речь. Опять же — насчет протирания стула.
И, наконец, третье и самое главное. Узнав, в чем заключается интерес Дениса, она на минутку задумалась. А потом, беспечно тряхнув золотыми кудрями и выкинув в приспущенное стекло машины длинную, только что прикуренную сигарету, заявила в таком тоне, будто все было давным-давно решено и подписано:
— Да черт с ними со всеми, детей, что ли, крестить? Тебе это сильно надо? Расскажу, но… Выставлю одно условие. Оно — позже и, надеюсь, тебе не будет противно…
— Так было? — с лукавой ухмылкой спросил Турецкий.
— Что — было? — не понял Денис, чуть нахмурившись.
— Это я, Дениска, старый еврейский анекдот вспомнил. Цыперович поехал из Житомира в Санкт-Петербург, тогда еще, давно, при царе и черте оседлости… Ну и попал случайно в Мариинский театр, на галерку, естественно. Давали «Евгения Онегина». Через какое-то время вернулся домой, соседи собрались, расспрашивают: «Ну как?» Он рассказывает. Был в театре. Там представительный такой князь, генерал, громко пел: «Онегин, я с кровать не встану, безумно я люблю Татьяну!» Спел себе — и ладно. Похлопали ему. Но ведь интересно же — было или нет? Вот Цыперович дождался, когда в конце дали занавес, вышел генерал и стал кланяться вместе со всеми другими. Тут Цыперович и крикнул: «Слушайте, князь, так было или-таки нет?» Князь услышал его, посмотрел и стал кивать лично ему. Было… Конечно, было… Ладно, Дениска, все это очень хорошо, я уже понял, что ты сумел сделать невозможное, и если не в протокол, то уж точно на пленку сумел записать признания своей Белочки, что ее заставили это все сделать под угрозой расправы, так?
— Дядь Сань, нет слов.
— Молодец, — снова хмурясь, устало сказал Турецкий. — Давай не будем ее вообще афишировать. Может быть, сумеем обойтись и без ее показаний. А там решим. Ирка у меня, понимаешь ли, пропала! — сказал без всякого перехода.
